А я кривой и пьяный зову их в океаны и сыплю им в шампанское цветы

А я кривой и пьяный зову их в океаны и сыплю им в шампанское цветы thumbnail

В вечерних ресторанах,
В парижских балаганах,
В дешевом электрическом раю,
Всю ночь ломаю руки
От ярости и муки
И людям что-то жалобно пою.

Звенят, гудят джаз-банды,
И злые обезьяны
Мне скалят искалеченные рты.
А я, кривой и пьяный,
Зову их в океаны
И сыплю им в шампанское цветы.

А когда наступит утро, я бреду бульваром сонным,
Где в испуге даже дети убегают от меня.
Я усталый, старый клоун, я машу мечом картонным,
И в лучах моей короны умирает светоч дня.

Звенят, гудят джаз-банды,
Танцуют обезьяны
И бешено встречают Рождество.
А я, кривой и пьяный,
Заснул у фортепьяно
Под этот дикий гул и торжество.

На башне бьют куранты,
Уходят музыканты,
И елка догорела до конца.
Лакеи тушат свечи,
Давно замолкли речи,
И я уж не могу поднять лица.

И тогда с потухшей елки тихо спрыгнул желтый Ангел
И сказал: «Маэстро бедный, Вы устали, Вы больны.
Говорят, что Вы в притонах по ночам поете танго.
Даже в нашем добром небе были все удивлены».

И, закрыв лицо руками, я внимал жестокой речи,
Утирая фраком слезы, слезы боли и стыда.
А высоко в синем небе догорали божьи свечи
И печальный желтый Ангел тихо таял без следа.

Анализ стихотворения «Желтый Ангел» Вертинского

Стихи «Желтый ангел» Александра Николаевича Вертинского – автопортрет артиста на фоне эпохи.

Стихотворение датируется 1934 годом. Его автору исполнилось 45 лет, Россию он давно покинул. Как позднее поэт писал в мемуарах, эмиграция его была не столько идейной, сколько стихийной: в период глобальных перемен он решил переменить и собственную судьбу, отправиться в большое путешествие. Тем более что в России у него не осталось близких: родителей он лишился еще в детстве, с сестрой был разлучен, в молодости они случайно встретились, а вскоре опять потеряли друг друга из виду, и ему сказали, что сестра умерла. В эмиграции он женился, впрочем, к 1934 году брак уже, по сути, распался. Он проводит жизнь в пути, на гастролях в столицах и в провинции. И все чаще задумывается о возвращении в Россию. Осуществится это желание девять лет спустя. В жанровом отношении – монолог, исповедь, музыкальная новелла, размер полиметричный: разностопный ямб (в шестистишиях) и восьмистопный хорей (в четверостишиях). Есть и женские, и мужские рифмы. Лирический герой – сам автор. Поэт начинает с перечислительной градации, где из тьмы возникает «дешевый электрический рай». Эта метафора – квинтэссенция видимого благополучия, сытости. «От ярости и муки»: гордость разлеталась вдребезги — под стук вилок, при смехе и брани посетителей, от бесцеремонности хозяев заведений. Впрочем, прием был разный. Чаще всего артиста можно было увидеть в ресторанах «Казбек», «Казанова». Париж был контрастной, но полезной школой мастерства, как позднее признавал сам поэт. Пение его похоже на жалобу, плач. Во вторую строфу врывается современная музыка, джаз-банды. «Злые обезьяны»: разгоряченная публика со звериными повадками. «Искалеченные»: их неистовство уже надломлено, болезненно. Далее идет беспощадная самоирония: кривой и пьяный. Смешной в своих потугах зазвать обезьян «в океаны». Броский образ: цветы в шампанское. Утром угар кончается, герой чувствует себя развалиной, кентервильским привидением, от которого сперва шарахаются, а потом осмеивают. «Даже дети»: любопытные ко всему необычному, игровому. «Бешено встречают»: оксюморон, ведь Рождество принято встречать иначе. Герой забывается сном без сновидений. «Поднять лица»: пал духом. Казалось бы, чудесный праздник позади, но чудо все же свершается. Игрушечный ангел оказывается живым. Он жалеет «старого клоуна», передает ему сочувствие от всего «доброго неба». Стыд из-за своей слабости, самообмана испытывает герой. «Фраком»: в те годы поэт почти отказался от костюма Пьеро. Ангел оставил его, но эта встреча не прошла бесследно. В жизни стало чуть меньше бессмыслицы и мрака. Божьи свечи (сравнение). Лексические повторы: тихо (относятся к ангелу). Эпитеты: печальный, бедный. Инверсия, антитеза, рефрены, лексика возвышенная и просторечная.

В «Желтом ангеле» А. Вертинского фантасмагория сочетается с мотивами святочного рассказа.

  • Следующий стих → Владимир Маяковский — Чугунные штаны
  • Предыдущий стих → Александр Вертинский — Маленький креольчик

Читать стих поэта Александр Вертинский — Желтый Ангел на сайте РуСтих: лучшие, красивые стихотворения русских и зарубежных поэтов классиков о любви, природе, жизни, Родине для детей и взрослых.

Читайте также:  Сыпь без зуда и температуры у ребенка 11 лет

Источник

В настроении «Стихи»…

Тобой протянутую руку 
Боюсь в ладонях задержать. 
Боюсь, испытывая муку, 
И слишком быстро отпускать. 

И вновь тайком из странствий дальних 
К тебе, единственной стремлюсь, 
Боюсь я глаз твоих печальных, 
Но и веселых глаз – боюсь. 

Боюсь, когда сидишь весь вечер 
Ты одинешенька — одна 
Боюсь, с другим тебя замечу 
Подумаю что не верна. 

Боюсь: не все во мне ты видишь, 
Боюсь: все видишь без труда, 
Боюсь, что скоро замуж выйдешь, 
Боюсь, не выйдешь никогда. 

Боюсь я, слишком осторожный, 
Тебя по имени назвать, 
И боязно, что останешься 
Ты безымянною опять.

Расул Гамзатов

ЛЮБОВЬ

То змейкой, свернувшись клубком,
У самого сердца колдует,
То целые дни голубком
На белом окошке воркует,

То в инее ярком блеснёт,
Почудится в дреме левкоя…
Но верно и тайно ведёт
От радости и от покоя.

Умеет так сладко рыдать
В молитве тоскующей скрипки,
И страшно её угадать
В ещё незнакомой улыбке.

Анна Ахматова

Твои глаза

Я видел разными твои глаза: 
Когда затишье в них, когда гроза, 
Когда они светлы, как летний день, 
Когда они темны, как ночи тень, 
Когда они, как горные озера, 
Из-под бровей глядят прозрачным взором. 
Я видел их, когда им что-то снится, 
Когда их прячут длинные ресницы, 
Смеющимися видел их, бывало, 
Печальными, глядящими устало- 
Склонившимися над моей строкой… 
Они забрали ясность и покой 
Моих невозмутимых раньше глаз, — 
А я, чудак, пою их в сотый раз.

Расул Гамзатов
 

Желтый ангел

В вечерних ресторанах,
В парижских балаганах,
В дешевом электрическом раю
Всю ночь ломаю руки
От ярости и муки
И людям что-то жалобно пою

Звенят, гудят джаз-банды,
И злые обезьяны
Мне скалят искалеченные рты.
А я кривой и пьяный
Зову их в океаны
И сыплю им в шампанское цветы.

А когда настанет утро,
Я бреду бульваром сонным
Где в испуге даже дети
Убегают от меня
Я усталый старый клоун
Я машу мечем картонным
И в лучах моей короны
Умирает светоч дня.

Звенят, гудят джаз-банды
Танцуют обезьяны
И бешено встречают рождество
А я кривой и пьяный
Заснул у фортепьяно
Под этот дикий гул и торжество.

На башне бьют куранты,
Уходят музыканты
И елка догорела до конца.
Лакеи тушат свечи,
Давно утихли речи,
И я уж не могу поднять лица.

И тогда с потухшей елки
Тихо спрыгнул желтый Ангел.
И сказал :»Маэстро, бедный,
Вы устали, Вы больны.
Говорят, что Вы в притонах
По ночам поете танго?
Даже в нашем добром небе
Были все удивлены».

И закрыв лицо руками
Я внимал жестокой речи.
Утирая фраком слезы,
Слезы боли и стыда.
А высоко в синем небе
Догорали Божьи свечи.
И печальный желтый Ангел
Тихо таял без следа…

Александр Вертинский

Ненужное письмо

Приезжайте. Не бойтесь. 
Мы будем друзьями, 
Нам обоим пора от любви отдохнуть, 
Потому что, увы, никакими словами, 
Никакими слезами ее не вернуть. 

Будем плавать, смеяться, ловить мандаринов, 
В белой узенькой лодке уйдем за маяк. 
На закате, когда будет вечер малинов, 
Будем книги читать о далеких краях. 

Мы в горячих камнях черепаху поймаем, 
Я Вам маленьких крабов в руках принесу. 
А любовь — похороним, любовь закопаем 
В прошлогодние листья в зеленом лесу. 

И когда тонкий месяц начнет серебриться 
И лиловое море уйдет за косу, 
Вам покажется белой серебряной птицей 
Адмиральская яхта на желтом мысу. 

Будем слушать, как плачут фаготы и трубы 
В танцевальном оркестре в большом казино, 
И за Ваши печальные детские губы 
Будем пить по ночам золотое вино. 

А любовь мы не будем тревожить словами 
Это мертвое пламя уже не раздуть, 
Потому что, увы, никакими мечтами, 
Никакими стихами любви не вернуть.

Александр Вертинский

Дорогая пропажа

Самой нежной любви наступает конец,
Бесконечной тоски обрывается пряжа…
Что мне делать с тобою, с собой, наконец,
Как тебя позабыть, дорогая пропажа?

Скоро станешь ты чьей-то любимой женой,
Станут мысли спокойней и волосы глаже.
И от наших пожаров весны голубой
Не останется в сердце и памяти даже.

Читайте также:  Чем лечить нервную сыпь

Будут годы мелькать, как в степи поезда,
Будут серые дни друг на друга похожи…
Без любви можно тоже прожить иногда,
Если сердце молчит и мечта не тревожит.

Но когда-нибудь ты, совершенно одна
(Будут сумерки в чистом и прибранном доме),
Подойдешь к телефону, смертельно бледна,
И отыщешь затерянный в памяти номер.

И ответит тебе чей-то голос чужой:
«Он уехал давно, нет и адреса даже».
И тогда ты заплачешь: «Единственный мой!
Как тебя позабыть, дорогая пропажа!»

Слова Михаила Волина и Александра Вертинского

Убившей Любовь

Какое мне дело, что ты существуешь на свете,
Страдаешь, играешь, о чём-то мечтаешь и лжёшь,
Какое мне дело, что ты увядаешь в расцвете,
Что ты забываешь о свете и счастья не ждёшь.

Какое мне дело, что все твои пьяные ночи
Холодную душу не могут мечтою согреть,
Что ты угасаешь, что рот твой устало-порочен,
Что падшие ангелы в небо не смеют взлететь.

И кто виноват, что играют плохие актёры,
Что даже иллюзии счастья тебе ни один не даёт,
Что бледное тело твоё терзают, как псы, сутенёры,
Что бледное сердце твоё превращается в лёд.

Ты — злая принцесса, убившая добрую фею,
Горят твои очи, и слабые руки в крови.
Ты бродишь в лесу, никуда постучаться не смея,
Укрыться от этой, тобою убитой любви.

Какое мне дело, что ты заблудилась в дороге,
Что ты потеряла от нашего счастья ключи.
Убитой любви не прощают ни люди, ни боги.
Аминь. Исчезай. Умирай. Погибай и молчи.

Александр Вертинский

Бернард пишет Эстер

Бернард пишет Эстер: «У меня есть семья и дом.
Я веду, и я сроду не был никем ведом.
По утрам я гуляю с Джесс, по ночам я пью ром со льдом.
Но когда я вижу тебя – я даже дышу с трудом».

Бернард пишет Эстер: «У меня возле дома пруд,
Дети ходят туда купаться, но чаще врут,
Что купаться; я видел все — Сингапур, Бейрут,
От исландских фьордов до сомалийских руд,
Но умру, если у меня тебя отберут».

Бернард пишет: «Доход, финансы и аудит,
Джип с водителем, из колонок поет Эдит,
Скидка тридцать процентов в любимом баре,
Но наливают всегда в кредит,
А ты смотришь – и словно Бог мне в глаза глядит».

Бернард пишет «Мне сорок восемь, как прочим светским плешивым львам,
Я вспоминаю, кто я, по визе, паспорту и правам,
Ядерный могильник, водой затопленный котлован,
Подчиненных, как кегли, считаю по головам –
Но вот если слова – это тоже деньги,
То ты мне не по словам».

«Моя девочка, ты красивая, как банши.
Ты пришла мне сказать: умрешь, но пока дыши,
Только не пиши мне, Эстер, пожалуйста, не пиши.
Никакой души ведь не хватит,
Усталой моей души»…

Вера Полозкова

Надо было поостеречься.
Надо было предвидеть сбой.
Просто Отче хотел развлечься
И проверить меня тобой.

Я ждала от Него подвоха –
Он решил не терять ни дня.
Что же, бинго. Мне правда плохо.
Он опять обыграл меня.

От тебя так тепло и тесно…
Так усмешка твоя горька…
Бог играет всегда нечестно.
Бог играет наверняка.

Он блефует. Он не смеется.
Он продумывает ходы.
Вот поэтому медью солнце
Заливает твои следы,

Вот поэтому взгляд твой жаден
И дыхание – как прибой.
Ты же знаешь, Он беспощаден.
Он расплавит меня тобой.

Он разъест меня черной сажей
Злых волос твоих, злых ресниц.
Он, наверно, заставит даже
Умолять Его, падать ниц –

И распнет ведь. Не на Голгофе.
Ты – быстрее меня убьешь.

Я зайду к тебе выпить кофе.
И умру
У твоих
Подошв.

Вера Полозкова

Затуманились мысли, 
как будто мне впрыснули морфий!
я не слышу себя,
я боюсь находиться вне дома.
кто-то с сахаром всыпал
общественных мнений в мой кофе,
и невкусным стал кофе,
и в горле застрял горьким комом.

в голове поселились
чужих голосов отголоски,
и давали советы 
в мои распростертые уши;
я глотал этот кофе,
и делалось глупым и плоским
мое сердце,
но видит господь — 
я пытался не слушать!

Читайте также:  После приема таблеток появилась сыпь

«- ты все делал не так!» 
«- на тебе не сидят эти брюки!»
«- я считаю, тебе нужно выбрать
занятье получше» — 
я пытался не пить этот кофе, 
но глупые руки
в злую чашу вцепились,
и серостью пичкали душу!

как не сбиться с пути
в этом обществе согнанных мнений?
в этом стаде волков и овец
трудно вырваться вверх!
я пытался в обиду не дать
свой единственный гений,
но его, как продажную девку
пороли при всех!

«- не езжай туда, братец,
спокойней в насиженном месте!»
«- ты плохой музыкант и художник, 
забудь про мечту!»
и, напротив, нашлись 
лицемеры, поившие лестью — 
я глотал эти яды 
в каком-то безумном бреду!


но, напившись сполна, 
я стал резким и правильно-строгим;
сплюнул горькой слюной 
и поклялся себе самому,

что с пути своего не сойду 
на чужие дороги — 

мое сердце ведет за собой 
и я верю 
ему!

Ах Астахова

Так ждать, чтоб даже память вымерла,
Чтоб стал непроходимым день,
Чтоб умирать при милом имени
И догонять чужую тень,
Чтоб не довериться и зеркалу,
Чтоб от подушки утаить,
Чтоб свет своей любви и верности
Зарыть, запрятать, затемнить,
Чтоб пальцы невзначай не хрустнули,
Чтоб вздох и тот зажать в руке.
Так ждать, чтоб, мертвый, он почувствовал
Горячий ветер на щеке.

Илья Эренбург

жизнь меня не учит. я — дурак.
я наивен, как в далеком детстве.
от любви до ненависти — шаг.
я же, рот раскрыв, стою на месте!

прошлое стоит, как в горле ком:
всех люблю, с кем время разлучило.
если бы я звался кораблем,
то его давно бы затопило.

но на все способен человек,
если у него большое сердце;
я дурак — мое вмещает всех,
кто хоть раз его коснулся дверцы!

и с собой не справиться никак,
я люблю в пожизненные сроки.
от любви до ненависти — шаг,
но мои не слушаются ноги..

то стоят, а то спешат назад,
новых по дороге подбирая;

я — дурак,
но сказочно богат,
чувствами,
не знающими
края.

Ах Астахова

тебя хоть там любят? скажи мне не мучай. 
тебя хоть там любят? запомни, послушай — 
на всякий пожарный, на экстренный случай, 
чтоб не было трудно : я вытрясла душу. 

чтоб больше не думать и больше не помнить, 
чтоб снова тревогой тебя не изранить. 
я вытрясла душу в унынии комнат. 

— о господи,дай мне короткую память! 

тебя хоть там любят? лелеют? целуют? 
тебя обнимают? ты счастлив? ты весел? 
нет, нет, не печалюсь. нет, нет, не тоскую: 
я вытрясла душу в унынии кресел. 

не холодно хоть? не грустишь? не измучен? 
зима говорят, будет нынче суровой. 
на всякий пожарный, на экстренный случай — 
я вытрясла душу в унынии слова. 

чтоб больше не выглядеть слабой и скучной. 
но помни: родных не бросают. не губят. 
ну что же молчишь ты? скажи мне, не мучай – 

тебя хоть там любят? 
тебя хоть там любят?..

Ах Астахова

Время сменить маршрут

Если пусто в душе — 
значит время сменить маршрут.
запиши в голове разборчиво,
без чернил:
если любят тебя 
— обязательно подождут,
если счастье придет 
— значит ты его заслужил.

Сколько не было б лет
— душою будь молодым,
и не думай когда
и где будет твой финал.
не любя́щих тебя
— спокойно отдай другим.
отраженье ищи в душе,
а не у зеркал.

Если дом опустел
— не бойся покинуть дом.
если город не тот 
— решайся и двигай прочь!
если ленишься ты
— все дастся с трудом,
и никто и ничем 
не сможет тебе помочь.

Если враг у тебя 
— врагу пожелай добра.
к каждой мелочи в жизни 
всегда будь открыт и рад.
если просят уйти 
— то значит тебе пора,
и не смей никогда
с укором смотреть назад.

И не бойся искать
— такие свое найдут!
и не бойся терять 
на это ни лет, ни сил!

Если
любят тебя 
— обязательно подождут,
если счастье придет — 
то ты его заслужил!

Ах Астахова 
 

Источник