Я вас так люблю больше чем сыпать
Íå ñàìûå èçâåñòíûå ïðîèçâåäåíèÿ îòå÷åñòâåííûõ êëàññèêîâ (áàÿí íî íå ìíîãèå ÷èòàëè):
Åñåíèí Ñ. À. — «Íå òóæè, äîðîãîé, è íå àõàé»
Íå òóæè, äîðîãîé, è íå àõàé,
Æèçíü äåðæè, êàê êîíÿ, çà óçäó,
Ïîñûëàé âñåõ è êàæäîãî íà õóé,
×òîá òåáÿ íå ïîñëàëè â ïèçäó!
Åñåíèí Ñ. À. — «Âåòåð âååò ñ þãà è ëóíà âçîøëà»
Âåòåð âååò ñ þãà
È ëóíà âçîøëà,
×òî æå òû, áëÿäþãà,
Íî÷üþ íå ïðèøëà?
Íå ïðèøëà òû íî÷üþ,
Íå ÿâèëàñü äíåì.
Äóìàåøü, ìû äðî÷èì?
Íåò! Äðóãèõ åá¸ì!
Åñåíèí Ñ. À. «Ïîé æå, ïîé. Íà ïðîêëÿòîé ãèòàðå»
Ïîé æå, ïîé. Íà ïðîêëÿòîé ãèòàðå
Ïàëüöû ïëÿøóò òâîè âïîëóêðóã.
Çàõëåáíóòüñÿ áû â ýòîì óãàðå,
Ìîé ïîñëåäíèé, åäèíñòâåííûé äðóã.
Íå ãëÿäè íà åå çàïÿñòüÿ
È ñ ïëå÷åé åå ëüþùèéñÿ øåëê.
ß èñêàë â ýòîé æåíùèíå ñ÷àñòüÿ,
À íå÷àÿííî ãèáåëü íàøåë.
ß íå çíàë, ÷òî ëþáîâü — çàðàçà,
ß íå çíàë, ÷òî ëþáîâü — ÷óìà.
Ïîäîøëà è ïðèùóðåííûì ãëàçîì
Õóëèãàíà ñâåëà ñ óìà.
Ïîé, ìîé äðóã. Íàâåâàé ìíå ñíîâà
Íàøó ïðåæíþþ áóéíóþ ðàíü.
Ïóñòü öåëóåò îíà äðóãîâà,
Ìîëîäàÿ, êðàñèâàÿ äðÿíü.
Àõ, ïîñòîé. ß åå íå ðóãàþ.
Àõ, ïîñòîé. ß åå íå êëÿíó.
Äàé òåáå ïðî ñåáÿ ÿ ñûãðàþ
Ïîä áàñîâóþ ýòó ñòðóíó.
Ëüåòñÿ äíåé ìîèõ ðîçîâûé êóïîë.
 ñåðäöå ñíîâ çîëîòûõ ñóìà.
Ìíîãî äåâóøåê ÿ ïåðåùóïàë,
Ìíîãî æåíùèí â óãëó ïðèæèìàë.
Äà! åñòü ãîðüêàÿ ïðàâäà çåìëè,
Ïîäñìîòðåë ÿ ðåáÿ÷åñêèì îêîì:
Ëèæóò â î÷åðåäü êîáåëè
Èñòåêàþùóþ ñóêó ñîêîì.
Òàê ÷åãî æ ìíå åå ðåâíîâàòü.
Òàê ÷åãî æ ìíå áîëåòü òàêîìó.
Íàøà æèçíü — ïðîñòûíÿ äà êðîâàòü.
Íàøà æèçíü — ïîöåëóé äà â îìóò.
Ïîé æå, ïîé! Â ðîêîâîì ðàçìàõå
Ýòèõ ðóê ðîêîâàÿ áåäà.
Òîëüêî çíàåøü, ïîøëè èõ íà õóé…
Íå óìðó ÿ, ìîé äðóã, íèêîãäà.
Åñåíèí Ñ. À. — «Ñûïü, ãàðìîíèêà. Ñêóêà… Ñêóêà»
Ñûïü, ãàðìîíèêà. Ñêóêà… Ñêóêà…
Ãàðìîíèñò ïàëüöû ëüåò âîëíîé.
Ïåé ñî ìíîþ, ïàðøèâàÿ ñóêà,
Ïåé ñî ìíîé.
Èçëþáèëè òåáÿ, èçìûçãàëè —
Íåâòåðïåæ.
×òî æ òû ñìîòðèøü òàê ñèíèìè áðûçãàìè?
Èëü â ìîðäó õîøü?
 îãîðîä áû òåáÿ íà ÷ó÷åëî,
Ïóãàòü âîðîí.
Äî ïå÷åíîê ìåíÿ çàìó÷èëà
Ñî âñåõ ñòîðîí.
Ñûïü, ãàðìîíèêà. Ñûïü, ìîÿ ÷àñòàÿ.
Ïåé, âûäðà, ïåé.
Ìíå áû ëó÷øå âîí òó, ñèñÿñòóþ, —
Îíà ãëóïåé.
ß ñðåäü æåíùèí òåáÿ íå ïåðâóþ…
Íåìàëî âàñ,
Íî ñ òàêîé âîò, êàê òû, ñî ñòåðâîþ
Ëèøü â ïåðâûé ðàç.
×åì âîëüíåå, òåì çâîí÷å,
Òî çäåñü, òî òàì.
ß ñ ñîáîé íå ïîêîí÷ó,
Èäè ê ÷åðòÿì.
Ê âàøåé ñâîðå ñîáà÷üåé
Ïîðà ïðîñòûòü.
Äîðîãàÿ, ÿ ïëà÷ó,
Ïðîñòè… ïðîñòè…
Ìàÿêîâñêèé Â. Â. — «Âàì»
Âàì, ïðîæèâàþùèì çà îðãèåé îðãèþ,
èìåþùèì âàííóþ è òåïëûé êëîçåò!
Êàê âàì íå ñòûäíî î ïðåäñòàâëåííûõ ê Ãåîðãèþ
âû÷èòûâàòü èç ñòîëáöîâ ãàçåò?
Çíàåòå ëè âû, áåçäàðíûå, ìíîãèå,
äóìàþùèå íàæðàòüñÿ ëó÷øå êàê, —
ìîæåò áûòü, ñåé÷àñ áîìáîé íîãè
âûäðàëî ó Ïåòðîâà ïîðó÷èêà?..
Åñëè îí ïðèâåäåííûé íà óáîé,
âäðóã óâèäåë, èçðàíåííûé,
êàê âû èçìàçàííîé â êîòëåòå ãóáîé
ïîõîòëèâî íàïåâàåòå Ñåâåðÿíèíà!
Âàì ëè, ëþáÿùèì áàá äà áëþäà,
æèçíü îòäàâàòü â óãîäó?!
ß ëó÷øå â áàðå áëÿäÿì áóäó
ïîäàâàòü àíàíàñíóþ âîäó!
Ìàÿêîâñêèé Â. Â. «Âû ëþáèòå ðîçû? À ÿ íà íèõ ñðàë»
Âû ëþáèòå ðîçû?
à ÿ íà íèõ ñðàë!
ñòðàíå íóæíû ïàðîâîçû,
íàì íóæåí ìåòàëë!
òîâàðèù!
íå îõàé,
íå àõàé!
íå ä¸ðãàé óçäó!
êîëü âûïîëíèë ïëàí,
ïîñûëàé âñåõ
â ïèçäó
íå âûïîëíèë —
ñàì
èäè
íà
õóé.
Ìàÿêîâñêèé Â. Â. — «Ãèìí îíàíèñòîâ»
Ìû,
îíàíèñòû,
ðåáÿòà
ïëå÷èñòû!
Íàñ
íå çàìàíèøü
òèòüêîé ìÿñèñòîé!
Íå
ñîâðàòèøü íàñ
ïèçäîâîþ
ïëåâîé!
Êîí÷èë
ïðàâîé,
ðàáîòàé ëåâîé!!!
Ìàÿêîâñêèé Â. Â. — «Êòî åñòü áëÿäè»
Íå òå
áëÿäè,
÷òî õëåáà
ðàäè
ñïåðåäè
è ñçàäè
äàþò íàì
åáòè,
Áîã èõ ïðîñòè!
À òå áëÿäè —
ëãóùèå,
äåíüãè
ñîñóùèå,
åòü
íå äàþùèå —
âîò áëÿäè
ñóùèå,
ìàòü èõ åòè!
Ìàÿêîâñêèé Â. Â. — «Ëåæó íà ÷óæîé æåíå»
Ëåæó
íà ÷óæîé
æåíå,
ïîòîëîê
ïðèëèïàåò
ê æîïå,
íî ìû íå ðîïùåì —
äåëàåì êîììóíèñòîâ,
íàçëî
áóðæóàçíîé
Åâðîïå!
Ïóñòü õóé
ìîé
êàê ìà÷òà
òîïîðùèòñÿ!
Ìíå âñå ðàâíî,
êòî ïîäî ìíîé —
æåíà ìèíèñòðà
èëè óáîðùèöà!
Ìàÿêîâñêèé Â. Â. — «Ýé, îíàíèñòû»
Ýé, îíàíèñòû,
êðè÷èòå «Óðà!» —
ìàøèíû åáëè
íàëàæåíû,
ê âàøèì óñëóãàì
ëþáàÿ äûðà,
âïëîòü
äî çàìî÷íîé
ñêâàæèíû!!!
Ëåðìîíòîâ Ì. Þ. — «Ê Òèçåíãàóçåíó»
Íå âîäè òàê òîìíî îêîì,
Êðóãëîé æîïêîé íå âåðòè,
Ñëàäîñòðàñòüåì è ïîðîêîì
Ñâîåíðàâíî íå øóòè.
Íå õîäè ê ÷óæîé ïîñòåëå
È ê ñâîåé íå ïîäïóñêàé,
Íè øóòÿ, íè â ñàìîì äåëå
Íåæíûõ ðóê íå ïîæèìàé.
Çíàé, ïðåëåñòíûé íàø ÷óõîíåö,
Þíîñòü äîëãî íå áëåñòèò!
Çíàé: êîãäà ðóêà ãîñïîäíÿ
Ðàçðàçèòñÿ íàä òîáîé
Âñå, êîòîðûõ òû ñåãîäíÿ
Çðèøü ó íîã ñâîèõ ñ ìîëüáîé,
Ñëàäêîé âëàãîé ïîöåëóÿ
Íå óéìóò òîñêó òâîþ,
Õîòü òîãäà çà êîí÷èê õóÿ
Òû áû îòäàë æèçíü ñâîþ.
Ëåðìîíòîâ Ì. Þ. — «Î êàê ìèëà òâîÿ áîãèíÿ»
Ýêñïðîìò
Î êàê ìèëà òâîÿ áîãèíÿ.1
Çà íåé âîëî÷èòñÿ ôðàíöóç,
Ó íåå ëèöî êàê äûíÿ,
Çàòî æîïà êàê àðáóç.2
Ëåðìîíòîâ Ì. Þ. — «Îäà ê íóæíèêó»
Î òû, âîíþ÷èé õðàì íåâåäîìîé áîãèíè!
Ê òåáå ìîé ãëàñ… ê òåáå âçûâàþ èç ïóñòûíè,
Ãäå øóìíàÿ òîëïà òåñíèòñÿ ñòîëüêî äíåé
È ãäå òàê ìàëî ÿ íàøåë åùå ëþäåé.
Ïðèìè ìîé ôèìèàì ëåòó÷èé è ñâîáîäíûé,
Íåçðåëûé ñëàáûé öâåò ïîýçèè íàðîäíîé.
Òû ïîêðîâèòåëü íàø, â ñâÿòûõ ñòåíàõ òâîèõ
ß íå áîþñü âðàãîâ çàâèñòëèâûõ è çëûõ,
Ïîä ñåíèþ òâîåé íå ïðè÷èíèò íàì ñòðàõà
Íè âçîð Ìèõàéëîâà, íè ãîëîñ Øëèïïåíáàõà
Åäâà îò òðàïåçû âîññòàíóò þíêåðà,
Õâàòàþò ÷óáóêè, áåãóò, êðè÷àò: ïîðà!
Íàðîä çàáîòëèâî òîëïèòñÿ çà äâåðÿìè.
Âîò èñêðû îò êðåìíÿ ïîñûïàëèñü çâåçäàìè,
Èç ðóêàâà ÷óáóê óæ âûïîëç, êàê çìåÿ,
Ãîñòåïðèèìíàÿ îòäóøèíà òâîÿ
Îòêðûëàñü áåðåæíî, îãîíü òàáàê îáúåìëåò.
Ïðèåìíàÿ òðóáà çàâåòíûé äûì ïðèåìëåò.
Êîãäà æ Ëàñêîâñêîãî ïðèõîäèò ãðîçíûé ãëàç,
Îò ïîèñêîâ åãî òû âíîâü ñêðûâàåøü íàñ,
È æîïà áåëàÿ êðàñàâöà ìîëîäîãî
ßâëÿåòñÿ â òåáå îòâàæíî áåç ïîêðîâà.
Íî âîò íàä øêîëîþ ëîæèòñÿ ìðàê íî÷íîé,
Êëåðîí óæ ñîâåðøèë äîçîð îáû÷íûé ñâîé,
Äàâíî ó ôîðòåïüÿí íå ðàçäàåòñÿ Ôåíÿ…
Ïîñëåäíÿÿ ñâå÷à íà êîéêå Áåëîâåíÿ
Óãàñëà, è ëóíà êèäàåò áëåäíûé ñâåò
Íà êîéêè áåëûå è ëàêîâûé ïàðêåò.
Âäðóã øîðîõ, ñëàáûé çâóê è ëåãêèå äâå òåíè
Ñêîëüçÿò ïî êàìîðå ê òâîåé æåëàííîé ñåíè,
Âîøëè… è â òèøèíå ðàçäàëñÿ ïîöàëóé,
Êðàñíåÿ ïîäíÿëñÿ, êàê òèãð ãîëîäíûé, õóé,
Õâàòàþò çà íåãî íåñêðîìíîþ ðóêîþ,
Ïðèæàâ óñòà ê óñòàì, è ñëûøíî: «Áóäü ñî ìíîþ,
ß òâîé, î ìèëûé äðóã, ïðèæìèñü êî ìíå ñèëüíåé,
ß òàþ, ÿ ãîðþ… » È ïëàìåííûõ ðå÷åé
Íå ïåðå÷òåøü. Íî âîò, ïîäíÿâ ïîäîë ðóáàøêè,
Îäèí èç íèõ îòêðûë àòëàñíûé çàä è ëÿæêè,
È âîñõèùåííûé õóé, êàê ñòðàñòíûé ñèáàðèò,
Íàä ïóõëîé æîïîþ íàäóëñÿ è äðîæèò.
Óæ ñáëèæèëèñü îíè… åùå ëèøü ìèã åäèíûé…
Íî çàíàâåñ ïîðà çàäåðíóòü íàä êàðòèíîé,
Ïîðà, ÷òîá ïîõâàëó íåóìîëèìûé ðîê
Íå îáðàòèë áû ìíå â ÿçâèòåëüíûé óïðåê.
Ëåðìîíòîâ Ì. Þ. — «Ðàñïèñêó ïðîñèøü òû, ãóñàð»
àñïèñêó ïðîñèøü òû, ãóñàð,
ß ïîëó÷èë òâîå ïîñëàíüå;
Ðîäèëîñü â ñåðäöå óïîâàíüå,
È ëåã÷å ñòàë ñóäüáû óäàð;
Òâîè ïëåíèòåëüíû êàðòèíû
È äåðçêîé ñïèñàíû ðóêîé;
 òâîèõ ñòèõàõ åñòü çàïàõ âèííûé,
À ðèôìû ëüþòñÿ ìàëàôü¸é.
Áîðäåëÿ ãðÿçíàÿ ñâîáîäà
Òåáÿ â ïðîðîêè èçáðàëà;
Äàâíî äëÿ ãëàç òâîèõ ïðèðîäà
Ïîêðîâ îáìàí÷èâûé ñíÿëà;
×óòü òðîíåøü òû æåçëîì âîëøåáíûì
Õîòü îòâðàòèòåëüíûé ïðåäìåò,
Ñòèõè çâó÷àò êëþ÷îì öåëåáíûì,
È ëþäè øåï÷óò: îí ïîýò!
Òàê íåêîãäà â ñòåïè áåçâîäíîé
Ïðåìóäðûé ïàñòûðü Ààðîí
Óñëûøàë ïëà÷ è âîïëü íàðîäíûé
È æåçë ñâÿùåííûé ïîäíÿë îí,
È íà ÷åëå åãî óãðþìîì
Íàäåæäû ëó÷ áëåñíóë æèâîé,
È òðîíóë êàìåíü îí íåìîé, —
È áðûçíóë êëþ÷ ñ ïðèâåòíûì øóìîì
Íîâîðîæäåííîþ ñòðóåé.
Ïóøêèí À. Ñ. — «Àííå Âóëüô»
Óâû! íàïðàñíî äåâå ãîðäîé
ß ïðåäëàãàë ñâîþ ëþáîâü!
Íè íàøà æèçíü, íè íàøà êðîâü
Åå äóøè íå òðîíåò òâåðäîé.
Ñëåçàìè òîëüêî áóäó ñûò,
Õîòü ñåðäöå ìíå ïå÷àëü ðàñêîëåò.
Îíà íà ùåïî÷êó íàññûò,
Íî è ïîíþõàòü íå ïîçâîëèò.
Ïóøêèí À. Ñ. — «Æåëàë ÿ äóøó îñâåæèòü»
Æåëàë ÿ äóøó îñâåæèòü,
Áûâàëîé æèçíèþ ïîæèòü
 çàáâåíüè ñëàäêîì áëèç äðóçåé
Ìèíóâøåé þíîñòè ìîåé.
____
ß åõàë â äàëüíûå êðàÿ;
Íå øóìíûõ áëÿäåé æàæäàë ÿ,
Èñêàë íå çëàòà, íå ÷åñòåé,
 ïûëè ñðåäü êîïèé è ìå÷åé.
Ïóøêèí À. Ñ. — «Ê êàñòðàòó ðàç ïðèøåë ñêðûïà÷»
Ê êàñòðàòó ðàç ïðèøåë ñêðûïà÷,
Îí áûë áåäíÿê, à òîò áîãà÷.
«Ñìîòðè, ñêàçàë ïåâåö áåçìóäûé,
Ìîè àëìàçû, èçóìðóäû
ß èõ îò ñêóêè ðàçáèðàë.
À! êñòàòè, áðàò, îí ïðîäîëæàë,
Êîãäà òåáå áûâàåò ñêó÷íî,
Òû ÷òî òâîðèøü, ñêàçàòü ïðîøó».
 îòâåò áåäíÿãà ðàâíîäóøíî:
ß? ÿ ìóäå ñåáå ÷åøó.
Ïóøêèí À. Ñ. — «Èç ïèñüìà ê Æóêîâñêîìó»
Âåñåëîãî ïóòè
ß Áëóäîâó æåëàþ
Êî äðåâíåìó Äóíàþ
È ìàòü åãî åáòè.
Ïóøêèí À.Ñ. — «Ðåôóòàöèÿ ã-íà Áåðàíæåðà»
Òû ïîìíèøü ëè, àõ, âàøå áëàãîðîäüå,
Ìóñüå ôðàíöóç, ãîâåííûé êàïèòàí,
Êàê ïîìíÿòñÿ ó íàñ â ïðîñòîíàðîäüå
Íàä íåõðèñòåì ïîáåäû ðîññèÿí?
Õîòü ýòî íàì íå ñîñòàâëÿåò ìíîãî,
Íå èç èíûõ ìû ïðî÷èõ, òàê ñêàçàòü;
Íî âñòàðü ìû âàñ íàêàçûâàëè ñòðîãî,
Òû ïîìíèøü ëè, ñêàæè, åáåíà òâîÿ ìàòü?
Òû ïîìíèøü ëè, êàê çà ãîðû Ñóâîðîâ
Ïåðåøàãíóâ, íàïàë íà âàñ âðàñïëîõ?
Êàê íàø ñòàðèê òðåïàë âàñ, æèâîäåðîâ,
È âàñ äàâèë íà íîãîòêå, êàê áëîõ?
Õîòü ýòî íàì íå ñîñòàâëÿåò ìíîãî,
Íå èç èíûõ ìû ïðî÷èõ, òàê ñêàçàòü;
Íî âñòàðü ìû âàñ íàêàçûâàëè ñòðîãî,
Òû ïîìíèøü ëè, ñêàæè, åáåíà òâîÿ ìàòü?
Òû ïîìíèøü ëè, êàê âñþ ïðèãíàë Åâðîïó
Íà íàñ îäíèõ âàø Áîíàïàðò-áóÿí?
Ôðàíöóçîâ âèäåëè òîãäà ìû ìíîãèõ æîïó,
Äà è òâîþ, ãîâåííûé êàïèòàí!
Õîòü ýòî íàì íå ñîñòàâëÿåò ìíîãî,
Íå èç èíûõ ìû ïðî÷èõ, òàê ñêàçàòü;
Íî âñòàðü ìû âàñ íàêàçûâàëè ñòðîãî,
Òû ïîìíèøü ëè, ñêàæè, åáåíà òâîÿ ìàòü?
Òû ïîìíèøü ëè, êàê öàðü âàø îò óãàðà
Âäðóã îäóðåë, êàê áóáåí ãîë è ëûñ,
Êàê íà îãíå ìîñêîâñêîãî ïîæàðà
Âû æàðèëè ìîñêîâñêèõ íàøèõ êðûñ?
Õîòü ýòî íàì íå ñîñòàâëÿåò ìíîãî,
Íå èç èíûõ ìû ïðî÷èõ, òàê. ñêàçàòü;
Íî âñòàðü ìû âàñ íàêàçûâàëè ñòðîãî,
Òû ïîìíèøü ëè, ñêàæè, åáåíà òâîÿ ìàòü?
Òû ïîìíèøü ëè, ôàëüøèâûé ïåñíîïåâåö,
Òû, íàø ìîðîç ñðåäè ðîäíûõ ñíåãîâ
È áàòàðåé çàäîðíûé ïîäîãðåâåö,
Ñîëäàòñêîé øòûê è ïåòëþ êàçàêîâ?
Õîòü ýòî íàì íå ñîñòàâëÿåò ìíîãî,
Íå èç èíûõ ìû ïðî÷èõ, òàê ñêàçàòü;
Íî âñòàðü ìû âàñ íàêàçûâàëè ñòðîãî,
Òû ïîìíèøü ëè, ñêàæè, åáåíà òâîÿ ìàòü?
Òû ïîìíèøü ëè, êàê áûëè ìû â Ïàðèæå,
Ãäå íàø êàçàê èëü ïîëêîâîé íàø ïîï
Ìîðî÷èë âàñ, ê âèíöó ïîäñåâ ïîáëèæå,
È âàøèõ æåí ïîõâàëèâàë äà åá?
Õîòü ýòî íàì íå ñîñòàâëÿåò ìíîãî,
Íå èç èíûõ ìû ïðî÷èõ, òàê ñêàçàòü;
Íî âñòàðü ìû âàñ íàêàçûâàëè ñòðîãî,
Òû ïîìíèøü ëè, ñêàæè, åáåíà òâîÿ ìàòü?
Источник
Обыкновенно так
Любовь любому рожденному дадена,—
но между служб,
доходов
и прочего
со дня на день
очерствевает сердечная почва.
На сердце тело надето,
на тело — рубаха.
Но и этого мало!
Один —
идиот!—
манжеты наделал
и груди стал заливать крахмалом.
Под старость спохватятся.
Женщина мажется.
Мужчина по Мюллеру мельницей машется.
Но поздно.
Морщинами множится кожица.
Любовь поцветет,
поцветет —
и скукожится.
Мальчишкой
Я в меру любовью был одаренный.
Но с детства
людьё
трудами муштровано.
А я —
убег на берег Риона
и шлялся,
ни чёрта не делая ровно.
Сердилась мама:
«Мальчишка паршивый!»
Грозился папаша поясом выстегать.
А я,
разживясь трехрублевкой фальшивой,
играл с солдатьём под забором в «три листика».
Без груза рубах,
без башмачного груза
жарился в кутаисском зное.
Вворачивал солнцу то спину,
то пузо —
пока под ложечкой не заноет.
Дивилось солнце:
«Чуть виден весь-то!
А тоже —
с сердечком.
Старается малым!
Откуда
в этом
в аршине
место —
и мне,
и реке,
и стовёрстым скалам?!»
Юношей
Юношеству занятий масса.
Грамматикам учим дурней и дур мы.
Меня ж
из 5-го вышибли класса.
Пошли швырять в московские тюрьмы.
В вашем
квартирном
маленьком мирике
для спален растут кучерявые лирики.
Что выищешь в этих болоночьих лириках?!
Меня вот
любить
учили
в Бутырках.
Что мне тоска о Булонском лесе?!
Что мне вздох от видов на море?!
Я вот
в «Бюро похоронных процессий»
влюбился
в глазок 103 камеры.
Глядят ежедневное солнце,
зазнаются.
«Чего, мол, стоют лучёнышки эти?»
А я
за стенного
за желтого зайца
отдал тогда бы — всё на свете.
Мой университет
Французский знаете.
Делите.
Множите.
Склоняете чудно.
Ну и склоняйте!
Скажите —
а с домом спеться
можете?
Язык трамвайский вы понимаете?
Птенец человечий
чуть только вывелся —
за книжки рукой,
за тетрадные дести.
А я обучался азбуке с вывесок,
листая страницы железа и жести.
Землю возьмут,
обкорнав,
ободрав ее,—
учат.
И вся она — с крохотный глобус.
А я
боками учил географию,—
недаром же
наземь
ночёвкой хлопаюсь!
Мутят Иловайских больные вопросы:
— Была ль рыжа борода Барбароссы?—
Пускай!
Не копаюсь в пропыленном вздоре я —
любая в Москве мне известна история!
Берут Добролюбова (чтоб зло ненавидеть),—
фамилья ж против,
скулит родовая.
Я
жирных
с детства привык ненавидеть,
всегда себя
за обед продавая.
Научатся,
сядут —
чтоб нравиться даме,
мыслишки звякают лбёнками медненькими.
А я
говорил
с одними домами.
Одни водокачки мне собеседниками.
Окном слуховым внимательно слушая,
ловили крыши — что брошу в уши я.
А после
о ночи
и друг о друге
трещали,
язык ворочая — флюгер.
Взрослое
У взрослых дела.
В рублях карманы.
Любить?
Пожалуйста!
Рубликов за сто.
А я,
бездомный,
ручища
в рваный
в карман засунул
и шлялся, глазастый.
Ночь.
Надеваете лучшее платье.
Душой отдыхаете на женах, на вдовах.
Меня
Москва душила в объятьях
кольцом своих бесконечных Садовых.
В сердца,
в часишки
любовницы тикают.
В восторге партнеры любовного ложа.
Столиц сердцебиение дикое
ловил я,
Страстною площадью лёжа.
Враспашку —
сердце почти что снаружи —
себя открываю и солнцу и луже.
Входите страстями!
Любовями влазьте!
Отныне я сердцем править не властен.
У прочих знаю сердца дом я.
Оно в груди — любому известно!
На мне ж
с ума сошла анатомия.
Сплошное сердце —
гудит повсеместно.
О, сколько их,
одних только вёсен,
за 20 лет в распалённого ввалено!
Их груз нерастраченный — просто несносен.
Несносен не так,
для стиха,
а буквально.
Что вышло
Больше чем можно,
больше чем надо —
будто
поэтовым бредом во сне навис —
комок сердечный разросся громадой:
громада любовь,
громада ненависть.
Под ношей
ноги
шагали шатко —
ты знаешь,
я же
ладно слажен,—
и всё же
тащусь сердечным придатком,
плеч подгибая косую сажень.
Взбухаю стихов молоком
— и не вылиться —
некуда, кажется — полнится заново.
Я вытомлен лирикой —
мира кормилица,
гипербола
праобраза Мопассанова.
Зову
Поднял силачом,
понес акробатом.
Как избирателей сзывают на митинг,
как сёла
в пожар
созывают набатом —
я звал:
«А вот оно!
Вот!
Возьмите!»
Когда
такая махина ахала —
не глядя,
пылью,
грязью,
сугробом,—
дамьё
от меня
ракетой шарахалось:
«Нам чтобы поменьше,
нам вроде танго бы…»
Нести не могу —
и несу мою ношу.
Хочу ее бросить —
и знаю,
не брошу!
Распора не сдержат рёбровы дуги.
Грудная клетка трещала с натуги.
Ты
Пришла —
деловито,
за рыком,
за ростом,
взглянув,
разглядела просто мальчика.
Взяла,
отобрала сердце
и просто
пошла играть —
как девочка мячиком.
И каждая —
чудо будто видится —
где дама вкопалась,
а где девица.
«Такого любить?
Да этакий ринется!
Должно, укротительница.
Должно, из зверинца!»
А я ликую.
Нет его —
ига!
От радости себя не помня,
скакал,
индейцем свадебным прыгал,
так было весело,
было легко мне.
Невозможно
Один не смогу —
не снесу рояля
(тем более —
несгораемый шкаф).
А если не шкаф,
не рояль,
то я ли
сердце снес бы, обратно взяв.
Банкиры знают:
«Богаты без края мы.
Карманов не хватит —
кладем в несгораемый».
Любовь
в тебя —
богатством в железо —
запрятал,
хожу
и радуюсь Крезом.
И разве,
если захочется очень,
улыбку возьму,
пол-улыбки
и мельче,
с другими кутя,
протрачу в полночи
рублей пятнадцать лирической мелочи.
Так и со мной
Флоты — и то стекаются в гавани.
Поезд — и то к вокзалу гонит.
Ну а меня к тебе и подавней —
я же люблю!—
тянет и клонит.
Скупой спускается пушкинский рыцарь
подвалом своим любоваться и рыться.
Так я
к тебе возвращаюсь, любимая.
Мое это сердце,
любуюсь моим я.
Домой возвращаетесь радостно.
Грязь вы
с себя соскребаете, бреясь и моясь.
Так я
к тебе возвращаюсь,—
разве,
к тебе идя,
не иду домой я?!
Земных принимает земное лоно.
К конечной мы возвращаемся цели.
Так я
к тебе
тянусь неуклонно,
еле расстались,
развиделись еле.
Вывод
Не смоют любовь
ни ссоры,
ни вёрсты.
Продумана,
выверена,
проверена.
Подъемля торжественно стих строкопёрстый,
клянусь —
люблю
неизменно и верно!
Владимир Маяковский
После революции 1917 года «Мистерия-буфф» Владимира Маяковского стала одной из первых пьес новой страны. В ней Маяковский переосмыслял библейский сюжет и традиционные концепции рая и ада, утверждал труд, движение и развитие как истинное новое добро. Впервые «Мистерию-буфф» поставил Всеволод Мейерхольд в 1918 году. Несмотря на то что пьесу высоко оценил сам Анатолий Луначарский, спектакль пришлось быстро снять. Маяковский вспоминал: «Ревели вокруг страшно. Особенно коммунистичествующая интеллигенция. Три раза поставили — потом расколотили».
Источник
Анонимный вопрос · 13 февраля 2018
61,9 K
Не перестаю узнавать новое. Люблю путешествия и все с этим связанное. Много лет…
Это стихотворение Есенин написал в 1924 году, оно было посвещено бывшей жене потм Зинаиде Райх. К тому моменту она уже была женой другого, а Есенин испытывал чувство вины перед ней и перед их детьми. Это стихотворение-письмо стало исповедь поэта.
Вы помните,
Вы всё, конечно, помните,
Как я стоял,
Приблизившись к стене,
Взволнованно ходили вы по комнате
И что-то резкое
В лицо бросали мне.
Вы говорили:
Нам пора расстаться,
Что вас измучила
Моя шальная жизнь,
Что вам пора за дело приниматься,
А мой удел —
Катиться дальше, вниз.
Любимая!
Меня вы не любили.
Не знали вы, что в сонмище людском
Я был как лошадь, загнанная в мыле,
Пришпоренная смелым ездоком.
Не знали вы,
Что я в сплошном дыму,
В развороченном бурей быте
С того и мучаюсь, что не пойму —
Куда несет нас рок событий.
Лицом к лицу
Лица не увидать.
Большое видится на расстоянье.
Когда кипит морская гладь —
Корабль в плачевном состояньи.
Земля — корабль!
Но кто-то вдруг
За новой жизнью, новой славой
В прямую гущу бурь и вьюг
Ее направил величаво.
Ну кто ж из нас на палубе большой
Не падал, не блевал и не ругался?
Их мало, с опытной душой,
Кто крепким в качке оставался.
Тогда и я,
Под дикий шум,
Но зрело знающий работу,
Спустился в корабельный трюм,
Чтоб не смотреть людскую рвоту.
Тот трюм был —
Русским кабаком.
И я склонился над стаканом,
Чтоб, не страдая ни о ком,
Себя сгубить
В угаре пьяном.
Любимая!
Я мучил вас,
У вас была тоска
В глазах усталых:
Что я пред вами напоказ
Себя растрачивал в скандалах.
Но вы не знали,
Что в сплошном дыму,
В развороченном бурей быте
С того и мучаюсь,
Что не пойму,
Куда несет нас рок событий…
Теперь года прошли.
Я в возрасте ином.
И чувствую и мыслю по-иному.
И говорю за праздничным вином:
Хвала и слава рулевому!
Сегодня я
В ударе нежных чувств.
Я вспомнил вашу грустную усталость.
И вот теперь
Я сообщить вам мчусь,
Каков я был,
И что со мною сталось!
Любимая!
Сказать приятно мне:
Я избежал паденья с кручи.
Теперь в Советской стороне
Я самый яростный попутчик.
Я стал не тем,
Кем был тогда.
Не мучил бы я вас,
Как это было раньше.
За знамя вольности
И светлого труда
Готов идти хоть до Ла-Манша.
Простите мне…
Я знаю: вы не та —
Живете вы
С серьезным, умным мужем;
Что не нужна вам наша маета,
И сам я вам
Ни капельки не нужен.
Живите так,
Как вас ведет звезда,
Под кущей обновленной сени.
С приветствием,
Вас помнящий всегда
Знакомый ваш
Сергей Есенин.
Конечно так бросать не прийдется На самом деле ночь аптека желтый свет продолжение от Уважаемого поэта Есенин… Читать дальше
Какие стихи Евтушенко вы любите?
Дважды лауреат премии Президента РФ, вечный студент-юрист, эксперт TheQuestion…
Зависть
Завидую я.
Этого секрета
не раскрывал я раньше никому.
Я знаю, что живет мальчишка где-то,
и очень я завидую ему.
Завидую тому,
как он дерется, —
я не был так бесхитростен и смел.
Завидую тому,
как он смеется,-
я так смеяться в детстве не умел.
Он вечно ходит в ссадинах и шишках,-
я был всегда причесанней, целей.
Все те места, что пропускал я в книжках,
он не пропустит.
Он и тут сильней.
Он будет честен жесткой прямотою,
злу не прощая за его добро,
и там, где я перо бросал:
«Не стоит!» —
он скажет:
«Стоит!» — и возьмет перо.
Он если не развяжет,
так разрубит,
где я ни развяжу,
ни разрублю.
Он, если уж полюбит,
не разлюбит,
а я и полюблю,
да разлюблю.
Я скрою зависть.
Буду улыбаться.
Я притворюсь, как будто я простак:
«Кому-то же ведь надо ошибаться,
кому-то же ведь надо жить не так».
Но сколько б ни внушал себе я это,
твердя:
«Судьба у каждого своя», —
мне не забыть, что есть мальчишка где-то,
что он добьется большего,
чем я.
Прочитать ещё 26 ответов
Какие есть стихотворения,пропитанные страхом,паникой или навязчивой идеей? (Как «Чёрный человек» Есенина)
Поэт, переводчик, литературный критик
Таких стихотворений сотни, среди них, конечно, есть невероятные по саспенсу. По тому, какую дрожь они способны внушить. Это могут быть стихотворения кинематографические, онейрические (то есть описывающие/намекающие на сон), стихотворения об экстремальном опыте (например, блокадные стихи Геннадия Гора ) и даже бытовые, повествующие об обыденных явлениях (например, «Крик черепахи» Виктора Полещука при всей своей холодной, сбалансированной интонации, по-моему, просто-таки источает ужас). Вообще составить антологию страшных стихов — моя давняя мечта.
Укажу на четыре текста, которые, по-моему, похожи на то, что вы ищете, и слишком длинны, чтобы их здесь размещать:
- «Лилит» Владимира Набокова;
- «Декабрьская ночь» Альфреда де Мюссе в переводе того же Набокова;
- «The Other» Эдварда Томаса, напоминающее стихотворение Мюссе и немного затянутое, но все же производящее впечатление;
- «Прощальная ода» Иосифа Бродского (может быть, немножко и перебор, но за финал можно все простить).
А одно стихотворение, пожалуй, все-таки приведу целиком здесь, оно короткое.
Владимир Беляев
***
Слова не вымолвить, шага не сделать, —
всё непонятно от снега.
Люди из ЖЭКа и форма девять
мертвого человека.
Чувствую, что не ошибся квартирой, —
слышу в закрытые двери —
нет, мы не знаем жены твоей Киры,
дочери Веры.
Помню, что лампа включается справа…
Сна собирая обрывки,
я продолжаю использовать право,
данное по ошибке.
Как я боюсь потерять человека.
Как мне знакома
странная близость — кружения снега,
крушения дома.
Прочитать ещё 6 ответов
Что А. Белый хотел выразить этими словами: Воздетые руки горе на одре — в серебре (стих Рой отблесков)?
историк идей, теоретик литературы
Неразрешимый конфликт поэтической и социальной интерпретации безумия — одна из магистральных тем классической русской литературы, и стихотворение Андрея Белого «Утро» примыкает к этой почтенной традиции («Не дай мне Бог сойти с ума…»), часто ассоциирующей безумие и бессонницу («ночи безумные, ночи бессонные», «в безумных встречах и туманных спорах») ради имитации античной одержимости божеством. Особенность безумия в стихотворении Андрея Белого в том, что это не одержимость божеством, но восприятие отраженного света как бы уже в оставленном богами мире: руки в серебре — светят только отраженным светом комнаты. Жест, описанный в этой строчке — жест поднятия крышки гроба похороненным заживо — один из мифов русской культуры, от ипохондрии Гоголя до стихотворения Фета «Никогда», связанное с романтическим страхом перед новым ледниковым периодом, с белым светом ледников, которое можно считать прототекстом для «Утра» Андрея Белого. Только Андрей Белый вводит тему Воскресения, которое оказывается не только поэтической мечтой, но и невместимым для обычной логики дел событием.
А.А. Фет
НИКОГДА
Проснулся я. Да, крышка гроба. — Руки
С усильем простираю и зову
На помощь. Да, я помню эти муки
Предсмертные. — Да, это наяву! —
И без усилий, словно паутину,
Сотлевшую раздвинул домовину
И встал. Как ярок этот зимний свет
Во входе склепа! Можно ль сомневаться? —
Я вижу снег. На склепе двери нет.
Пора домой. Вот дома изумятся!
Мне парк знаком, нельзя с дороги сбиться.
А как он весь успел перемениться!
Бегу. Сугробы. Мёртвый лес торчит
Недвижными ветвями в глубь эфира,
Но ни следов, ни звуков. Всё молчит,
Как в царстве смерти сказочного мира.
А вот и дом. В каком он разрушенье!
И руки опустились в изумленье.
Селенье спит под снежной пеленой,
Тропинки нет по всей степи раздольной.
Да, так и есть: над дальнею горой
Узнал я церковь с ветхой колокольней.
Как мёрзлый путник в снеговой пыли,
Она торчит в безоблачной дали.
Ни зимних птиц, ни мошек на снегу.
Всё понял я: земля давно остыла
И вымерла. Кому же берегу
В груди дыханье? Для кого могила
Меня вернула? И моё сознанье
С чем связано? И в чём его призванье?
Куда идти, где некого обнять,
Там, где в пространстве затерялось время?
Вернись же, смерть, поторопись принять
Последней жизни роковое бремя.
А ты, застывший труп земли, лети,
Неся мой труп по вечному пути!
Январь 1879
Прочитать ещё 1 ответ
Как отнёсся Маяковский к смерти Есенина?
Стихотворение Маяковского на смерть Есенина pishi-stihi.ru»К Сергею Есенину у Маяковского было весьма противоречивое отношение. Он признавал, что у этого поэта есть литературный дар, однако не мог смириться с безыдейностью и беспринципностью «звонкого забулдыги подмастерья», считая, что Есенину надо тратить свой талант не на описание красот родной природы, а на благо революции.
Тем не менее, после трагической гибели Есенина Маяковский пересмотрел свои взгляды на его жизнь и творчество. В результате весной 1926 года было написано стихотворение «Сергею Есенину», в котором Маяковский пытается объяснить причины смерти поэта. К тому моменту официальной версией гибели Есенина является самоубийство, и Маяковский не догадывается, что спустя годы утверждение, что, якобы, поэт повесился в номере питерской гостиницы «Англитер», будет поставлено под сомнение. Однако в момент создания этого произведения Маяковский убежден – поэт ушел из жизни добровольно, так как не смог найти своего места в новом обществе.
С первых строк Маяковский отбрасывает свой шутливый и язвительный тон, в котором обычно обращался к Есенину, и отмечает, что его стихотворение не является очередной насмешкой.»
Прочитать ещё 3 ответа
Источник