Сыплет спелые орехи мне орешник

Давно это, помнится, было со мною, —

В смоленской глухой стороне,

В поля, за деревню, однажды весною,

Пришло мое детство ко мне.

Пришло и сказало: — Твои одногодки

С утра собрались у пруда.

А ты сиротою сидишь на пригорке,

А ты не идешь никуда.

Ужели ж и вправду тебе неохота

Поплавать со мной на плоту,

Ручей перепрыгнуть с разбегу, с разлета,

Сыграть на лужайке в лапту;

На дуб, на березу вскарабкаться лихо

Иль вырезать дудку в лесу?..

— Мне очень охота, — ответил я тихо, —

Да, видишь, свиней я пасу.

Такое они беспокойное племя,

Что только гляди да гляди.

И бегать с тобой, понимаешь, не время,

Ты как-нибудь после приди…

Пришло мое детство, пришло золотое

Июльской порою ко мне.

И так говорит, у завалинки стоя:

— Ты что же, опять в стороне?

Наверно, забыл, что поспела малина,

Что в лес отправляться пора?

Наверно, не знаешь — какого налима

Ребята поймали вчера?..

— Я знаю, — со вздохом сказал я на это, —

Да только уйти не могу:

Все наши работают в поле с рассвета,

А я вот избу стерегу.

Двухлетний братишка со мною к тому же,

Не смыслит еще ничего:

Уйдешь — захлебнется в какой-нибудь луже,

Иль бык забодает его.

И куры клюют огурцы в огороде, —

Хоть палкой их бей по ногам! —

Сгоню их — они успокоятся вроде,

А гляну — опять уже там…

Так я говорил — деловито, печально,

Желая себя оправдать…

И, палочкой белой взмахнув на прощанье,

Ушло мое детство опять.

Пришло оно снова холодной зимою

В наш бедный, нерадостный дом,

Взяло меня за руку жаркой рукою:

— Идем же, — сказало, — идем!

Могу я придумать любую забаву,

Любую игру заведу:

С тобою мы вылепим снежную бабу

И в бабки сразимся на льду;

На санках с горы пронесемся, как ветер,

Сыграем с друзьями в снежки…

— Мне б очень хотелось, — я детству ответил,

Да руки, видать, коротки.

Ты разве забыло, что нынче не лето,

Что не в чем мне выйти за дверь?

Сижу я разутый, сижу я раздетый,

И нет у нас хлеба теперь.

Ты лучше б весной… — попросил я несмело, —

Тогда и в рубашке тепло… —

Безмолвно оно на меня посмотрело

И, горько вздыхая, ушло.

Ушло мое детство, исчезло, пропало, —

Давно это было, давно…

А может, и вовсе его не бывало

И только приснилось оно.

Хорошо весною бродится

По сторонке по родной,

Где заря с зарею сходится

Над полями в час ночной;

Где такое небо чистое,

Где ночами, с давних пор,

С молодыми гармонистами

Соловьи заводят спор.

Поглядишь — глазам не верится:

Вдаль на целую версту —

То ли белая метелица,

То ль сады стоят в цвету.

Ветка к ветке наклоняется —

И шумит, и не шумит.

Сердце к сердцу порывается,

Песня с песней говорит.

И легко, привольно дышится,

И тебя к себе зовет

Все, что видятся и слышится,

Что живет и что цветет.

Мы с тобою не дружили,

Не встречались по весне,

Но глаза твои большие

Не дают покоя мне.

Думал я, что позабуду,

Обойду их стороной,

Но они всегда и всюду

Всё стоят передо мной.

Словно мне без их привета

В жизни горек каждый час,

Словно мне дороги нету

На земле без этих глаз.

Может, ты сама не рада,

Но должна же ты понять:

С этим что-то делать надо,

Надо что-то предпринять.

Та песня с детских лет, друзья,

Была знакома мне:

«Трансвааль, Трансвааль — страна моя,

Ты вся горишь в огне.

Трансвааль, Трансвааль — страна моя!..»

Каким она путем

Пришла в смоленские края,

Вошла в крестьянский дом?

И что за дело было мне,

За тыщи верст вдали,

До той страны, что вся в огне,

До той чужой земли?

Я даже знал тогда едва ль —

В свои двенадцать лет, —

Где эта самая Трансвааль

И есть она иль нет.

И все ж она меня нашла

В Смоленщине родной,

По тихим улицам села

Ходила вслед за мной.

И понял я ее печаль,

Увидел тот пожар.

Я повторял:

«Трансвааль, Трансвааль!..»

И голос мой дрожал.

И я не мог уже — о нет! —

Забыть про ту страну,

Где младший сын — в тринадцать лет

Просился на войну.

И мне впервые, может быть,

Открылося тогда,

Как надо край родной любить,

Когда придет беда;

Как надо родину беречь

И помнить день за днем,

Чтоб враг не мог ее поджечь

Погибельным огнем…

Край мой смоленский,

Край мой родимый!

Здесь моя юность

Когда-то бродила.

Здесь моя юность

Когда-то бродила,

По перелескам

Костры разводила.

В жите высоком

Венки заплетала,

Встречи нежданной

Здесь ожидала.

В дальние дали

Отсюда стремилась.

Где ж она делась?

Куда ж она скрылась?

Знать, отшумела

Весенней водою,

Знать, отгорела

Вечерней зарею.

В поле следы ее

Смыты дождями,

Голос развеян

Глухими ветрами…

Что ж я брожу

По родимому краю,

Что же я снова

Ее вспоминаю?

— Ей никогда

Не вернуться обратно,

Желтые листья

Мне шепчут невнятно.

Гуси кричат,

Надо мной пролетая,

Что миновала

Пора золотая.

Кто-то чуть слышно

Ведет на гармошке:

— Позарастали

Стежки-дорожки;

Позарастали

Мохом, травою,

Где мы гуляли,

Милый, с тобою…

Мы совет не раз держали,

Говорили по весне

О колхозном урожае,

О богатом трудодне.

Порешили, подсчитали,

Всем бригадам дали срок.

— Дорогой товарищ Сталин,

Дело выйдет, будет прок!

Нам лениться нет расчета,

Наше слово — от души…

И пошла у нас работа, —

Хоть в «Известия» пиши.

Так мы все держались дружно,

Так взялись хлеба растить,

Что сумели б, если нужно,

Даже гору своротить.

Мы взрастили, смолотили,

Все убрали до зерна.

С государством — честь по чести

Рассчиталися сполна.

Все сбылось, чего мы ждали, —

Урожайный вышел год…

— Дорогой товарищ Сталин,

Принимайте наш отчет!

Мы в Москву сегодня едем, —

И не едем, а летим,

О своей большой победе

Лично вам сказать хотим.

Хлеба много, хлеба хватит!

И уж скажем прямиком:

Орден тоже был бы кстати

В положении таком…

Обо всем расспросит Сталин.

Все узнает наш отец.

И про орден слово вставит,

Как бы в шутку, под конец.

Он лукаво улыбнется,

Он посмотрит на народ:

— Много Швернику придется

Поработать в этот год!

Август месяц. Тихо. Сухо.

Предвечерний час.

На крыльце сидит старуха

И ведет рассказ:

— Я любое знала дело,

На любое шла.

И пахать, и жать умела,

И косить могла.

Молотила, лен трепала

До вечерних звезд.

Одного холста наткала,

Может, на сто верст.

А уж сколько спряла пряжи

За свои года!..

И никто спасиба даже

Не сказал тогда.

Да и было ль от кого там

Ожидать его?

Каждый знал свою заботу,—

Больше ничего.

Свой порог, свои полати,

Свой в окошке свет,

И свое же горе в хате,

Горе многих лет.

Каждый жил своим уделом,

Нес свою суму.

Ни до чьей судьбы — и дела

Не было ему.

И водилось так, бывало,

Шло из края в край:

Коль ты жив — живи, пожалуй,

Помер — помирай.

И какого ж я спасиба

Ждать-просить могла?..

Впрочем, я и не просила,

Я и не ждала.

Мне о том — лишь для примера —

Вспомнилось сейчас, —

Потому — иная мера

В жизни есть у нас.

Кто б ты ни был — ткешь иль пашешь,

Роешь ли руду, —

Все мы, все в державе нашей

Нынче на виду.

Нынче всякий труд почетен,

Где какой ни есть.

Человеку — по работе

Воздается честь.

Кто работу сердцем любит,

Кто баклуш не бьет,

За того — закон и люди,

За того — народ…

Пригляделась я, решила

И в колхоз пошла.

Брала лен, телят растила,

Птицу развела.

За телят, за эту птицу

Из родимых мест

Повезли меня в столицу

На колхозный съезд.

Там, в Москве, в Кремлевском зале,

Как в каком-то сне, —

Самый важный орден дали

За работу мне.

Самый главный орден дали

За большой успех.

И свое спасибо Сталин

Мне сказал при всех.

Я сижу. Сижу и плачу —

С орденом в руках:

«Кто я есть и что я значу? —

А ведь вот же как!..

Вот же как оно случилось!» —

Повторяла я.

И, как орден тот, светилась

Вся душа моя.

Я на том большом совете

Поняла тогда,

Что не может быть на свете

Счастья без труда.

Только труд — всему основа,

Честный труд людской…

Вот мое какое слово,

Вот мой сказ какой!..

Ну, да я — старуха все же, —

Очень уж стара.

А вот вам-то, молодежи,

Это знать пора.

Вы живете по науке,

Вы идете в рост.

Вам теперь — и книги в руки,

С вас — особый спрос.

Долго ль здесь на солнце греться

Остается нам? —

Вся земля, весь мир в наследство

Достается вам.

Вам, наследникам, по праву —

Думать и решать;

За Советскую державу

Вам ответ держать, —

За ее красу и силу,

За ее дела

И за свет неугасимый,

Что она зажгла.

Вам — руками молодыми,

Сердцем и умом —

Укреплять ее твердыню

И стоять на том!

Чтоб и те, что в битвах пали

За ее права,

И за гробом даже знали,

Что она жива;

Что без горя, честь по чести,

Люди здесь живут,

Что хранит ее от бедствий

Ваш сыновний труд.

Где бы вам по белу свету

Ни пришлось бродить, —

Вам нельзя, вам права нету

Это позабыть.

Вас она зовет на подвиг,

Подвиг трудовой…

Вот какой вам сказ сегодня,

Вот наказ какой!

Спой мне, спой, Прокошина1,

Что луга не скошены,

Что луга не скошены,

Стежки не исхожены.

Пусть опять вспомянется

Все, что к сердцу тянется,

Пусть опять почудится

Все, что не забудется:

Сторона далекая,

Хата в два окна,

В поле рожь высокая,

Теплая весна,

Ельники, березники

И друзья-ровесники…

Под отцовской крышею

Здесь я жил и рос,

Здесь ребячье первое

Слово произнес.

И отсюда в юности

Начал долгий путь,

Чтоб судьбу счастливую

Встретить где-нибудь;

Чтоб свое законное

Место отыскать.

И меня за росстани

Проводила мать.

Обняла, заплакала…

— Ну, сынок, иди!.. —

И осталась, бедная,

Где-то позади.

И осталась, горькая

На закате дня —

Думать и надеяться,

Ожидать меня.

И мне часто чудится,

Что сидит она

И глазами блеклыми

Смотрит из окна.

Смотрит, не покажется ль

Пыль на большаке,

Смотрит, не появится ль

Путник вдалеке.

Может быть, появится,

Может, это я…

И опять мне хочется

В дальние края,

В дальние, смоленские,

К матери родной,

Будто не лежит она

В поле под сосной,

Будто выйдет, старая,

Встретит у ворот

И со мною под вечер

На поля пойдет;

Станет мне рассказывать

Про вчерашний сон,

Про дожди весенние,

Про колхозный лен;

Станет мне показывать

Все места подряд,

Где мальчишкой бегал я

Много лет назад;

Где луга зеленые

Вместе с ней косил

И куда ей завтраки

Я в жнитво носил…

Все опять припомнится,

Встанет предо мной,

Будто не лежит она

В поле под сосной;

Будто теплым вечером

Смотрит из окна,

А кругом — широкая,

Дружная весна…

Спой же, спой, Прокошина,

Что трава не скошена…

У самой границы, в секрете,

Я зоркую службу несу, —

За каждый пригорок в ответе,

За каждую елку в лесу.

Укрытый густыми ветвями,

И слушаю я, и смотрю,

И сердцем с родными краями

В такие часы говорю.

И все мне становится ближе,

Как будто сквозь сумрак ночной

Я всю свою родину вижу

И вся она рядом со мной.

Проходят, встают предо мною

Деревни, поля и леса,

И месяц над самой трубою,

И липа напротив крыльца;

И Черное море, и горы,

Где я никогда не бывал,

И стены Кремля, у которых

Я Сталину клятву давал…

А только лишь утро затронет

Высокие сосны вокруг,

Я чую — в далеком районе

Зарю объявляет пастух.

Мне чудится утренний гомон

И отблеск отточенных кос, —

Как будто тропою знакомой

И сам я спешу на покос.

Я вижу, как солнце выходит,

Как трактор идет большаком

И как мальчуган на подводе

Бидоны везет с молоком.

А где-то за милую душу

Горланит петух молодой,

И девушка — может, Катюша —

Из хаты бежит за водой;

И ласточки крыльями машут,

И топится чья-нибудь печь…

И все это — родина наша,

А родину надо беречь.

Месяц над нашею крышею светит,

Вечер стоит у двора.

Маленьким птичкам и маленьким детям

Спать наступила пора.

    Завтра проснешься — и ясное солнце

    Снова взойдет над тобой…

    Спи, мой воробышек, спи, мой сыночек,

    Спи, мой звоночек родной.

Спи, моя крошка, мой птенчик пригожий, —

Баюшки, баю, баю.

Пусть никакая печаль не тревожит

Детскую душу твою.

    Ты не увидишь ни горя, ни муки,

    Доли не встретишь лихой…

    Спи, мой воробышек, спи, мой сыночек,

    Спи, мой звоночек родной.

Спи, мой малыш, вырастай на просторе, —

Быстро промчатся года.

Смелым орленком на ясные зори

Ты улетишь из гнезда.

    Даст тебе силу, дорогу укажет

    Сталин своею рукой…

    Спи, мой воробышек, спи, мой сыночек,

    Спи, мой звоночек родной.

Теплой весной под родимую кровлю

В гости приехала дочь…

Села старуха к ее изголовью

И не заснула всю ночь.

Словно над малым ребенком, сидела

В тихой и темной избе, —

То ль она думала, то ль она пела

Песню о женской судьбе:

— Вот оно дело случилось какое,

Как повернулось оно! —

Сила, и разум, и счастье людское —

Все тебе, дочка, дано.

Значит, недаром жила ты на свете,

Шла по пути своему.

Сталин тебя, — говорили, — заметил,

Сталин — спасибо ему.

Честно ты служишь советскому краю,

Будь же такою всегда…

Я теперь часто сижу, вспоминаю

Горькие наши года:

Как мы с тобой голодали когда-то,

Как замерзали зимой,

Как проводили отца на Карпаты

И не дождались домой.

Я, как сейчас, над тобою сидела,

В долгие ночи скорбя.

Ты еще думать тогда не умела,

Думала я за тебя.

Только своей головою понурой

Что я придумать могла?

Торбу надела, тебя пригорнула,

Перекрестилась, пошла…

Долго б терпели мы смертную муку,

Мерзли б по всем большакам,

Если бы Ленин надежную руку

Не протянул беднякам.

Дал он народу великое право,

С плеч моих снял он суму.

Низкий поклон ему, вечная слава,

Вечная память ему!..

Все свои думы в тебя я вложила,

Всю свою душу и жизнь.

Помнишь, тогда я тебе говорила:

«Дочка, старайся, учись!

Мать прожила, как слепая, без света, —

Сроду не трогала книг.

Дочка, старайся и помни об этом,

Сразу учись за двоих…»

Все у тебя по-хорошему вышло,

Словно предвидела я;

Все тебе видно и все тебе слышно,

Радость и гордость моя!

Будь же счастливой, живи на просторе,

Дальше и дальше иди.

Я ничего не видала за горем,—

Ты за меня погляди.

Пусть широка твоя будет дорога,

И широка, и светла.

Мне уж теперь остается немного, —

Сила моя отошла.

Что же, об этом жалеть я не стану,

То, что ушло, не вернешь,

Если засохну я, если завяну —

Ты за меня доживешь.

Пусть твое солнце горит, не сгорая,

День ли наступит иль ночь…

1

Александра Прокошина — запевала в хоре имени С. М. Пятницкого.