К полудню опять парило и начинал сыпать дождь
Иван Бунин
Я был тогда уже не первой молодости, но вздумал учиться живописи, — у меня всегда была страсть к ней, — и, бросив свое имение в Тамбовской губернии, провел зиму в Москве: брал уроки у одного бездарного, но довольно известного художника, неопрятного толстяка, отлично усвоившего себе все, что полагается: длинные волосы, крупными сальными кудрями закинутые назад, трубка в зубах, бархатная гранатовая куртка, на башмаках грязно-серые гетры, — я их особенно ненавидел, — небрежность в обращении, снисходительное поглядывание прищуренными глазами на работу ученика и это как бы про себя:
— Занятно, занятно… Несомненные успехи…
Жил я на Арбате, рядом с рестораном «Прага», в номерах «Столица». Днем работал у художника и дома, вечера нередко проводил в дешевых ресторанах с разными новыми знакомыми из богемы, и молодыми и потрепанными, но одинаково приверженными бильярду и ракам с пивом… Неприятно и скучно я жил! Этот женоподобный, нечистоплотный художник, его «артистически» запущенная, заваленная всякой пыльной бутафорией мастерская, эта сумрачная «Столица»… В памяти осталось: непрестанно валит за окнами снег, глухо гремят, звонят по Арбату конки, вечером кисло воняет пивом и газом в тускло освещенном ресторане… Не понимаю, почему я вел такое жалкое существование, — был я тогда далеко не беден.
Но вот однажды в марте, когда я сидел дома, работая карандашами, и в отворенные фортки двойных рам несло уже не зимней сыростью мокрого снега и дождя, не по-зимнему цокали по мостовой подковы и как будто музыкальнее звонили конки, кто-то постучал в дверь моей прихожей. Я крикнул: кто там? — но ответа не последовало. Я подождал, опять крикнул — опять молчание, потом новый стук. Я встал, отворил: у порога стоит высокая девушка в серой зимней шляпке, в сером прямом пальто, в серых ботиках, смотрит в упор, глаза цвета желудя, на длинных ресницах, на лице и на волосах под шляпкой блестят капли дождя и снега; смотрит и говорит:
— Я консерваторка, Муза Граф. Слышала, что вы интересный человек, и пришла познакомиться. Ничего не имеете против?
Довольно удивленный, я ответил, конечно, любезностью:
— Очень польщен, милости прошу. Только должен предупредить, что слухи, дошедшие до вас, вряд ли правильны: ничего интересного во мне, кажется, нет.
— Во всяком случае, дайте мне войти, не держите меня перед дверью, — сказала она, все так же прямо смотря на меня. — Польщены, так принимайте.
И, войдя, стала, как дома, снимать перед моим серо-серебристым, местами почерневшим зеркалом шляпку, поправлять ржавые волосы, скинула и бросила на стул пальто, оставшись в клетчатом фланелевом платье, села на диван, шмыгая мокрым от снега и дождя носом, и приказала:
— Снимите с меня ботики и дайте из пальто носовой платок.
Я подал платок, она утерлась и протянула мне ноги.
— Я вас видела вчера на концерте Шора, — безразлично сказала она.
Сдерживая глупую улыбку удовольствия и недоумения, — что за странная гостья! — я покорно снял один за другим ботики. От нее еще свежо пахло воздухом, и меня волновал этот запах, волновало соединение ее мужественности со всем тем женственно-молодым, что было в ее лице, в прямых глазах, в крупной и красивой руке, — во всем, что оглянул и почувствовал я, стаскивая ботики из-под ее платья, под которым округло и полновесно лежали ее колени, видя выпуклые икры в тонких серых чулках и удлиненные ступни в открытых лаковых туфлях.
Затем она удобно уселась на диване, собираясь, видимо, уходить не скоро. Не зная, что говорить, я стал расспрашивать, от кого и что она слышала про меня и кто она, где и с кем живет. Она ответила.
— От кого и что слышала, неважно. Пошла больше потому, что увидела на концерте. Вы довольно красивы. А я дочь доктора, живу от вас недалеко, на Пречистенском бульваре.
Говорила она как-то неожиданно и кратко. Я, опять не зная, что сказать, спросил:
— Чаю хотите?
— Хочу, — сказала она. — И прикажите, если у вас есть деньги, купить у Белова яблок ранет, — тут, на Арбате. Только поторопите коридорного, я нетерпелива.
— А кажетесь такой спокойной.
— Мало ли что кажется…
Когда коридорный принес самовар и мешочек с яблоками, она заварила чай, перетерла чашки, ложечки… А съевши яблоко и выпив чашку чаю, глубже подвинулась на диване и похлопала рукой возле себя:
— Теперь сядьте ко мне.
Я сел, она обняла меня, не спеша поцеловала в губы, отстранилась, посмотрела и, как будто убедившись, что я достоин того, закрыла глаза и опять поцеловала — старательно, долго.
— Ну вот, — сказала она как будто облегченно. — Больше пока ничего нельзя. Послезавтра.
В номере было уже совсем темно, — только печальный полусвет от фонарей с улицы. Что я чувствовал, легко себе представить. Откуда вдруг такое счастье! Молодая, сильная, вкус и форма губ необыкновенные… Я как во сне слышал однообразный звон конок, цоканье копыт…
— Я хочу послезавтра пообедать с вами в «Праге», — сказала она. — Никогда там не была и вообще очень неопытна. Воображаю, что вы обо мне думаете. А на самом деле вы моя первая любовь.
— Любовь?
— А как же это иначе называется?
Ученье свое я, конечно, вскоре бросил, она свое продолжала кое-как. Мы не расставались, жили, как молодожены, ходили по картинным галереям, по выставкам, слушали концерты и даже зачем-то публичные лекции… В мае я переселился, по ее желанию, в старинную подмосковную усадьбу, где были настроены и сдавались небольшие дачи, и она стала ездить ко мне, возвращаясь в Москву в час ночи. Никак не ожидал я и этого — дачи под Москвой: никогда еще не жил дачником, без всякого дела, в усадьбе, столь не похожей на наши степные усадьбы, и в таком климате.
Все время дожди, кругом сосновые леса. То и дело в яркой синеве над ними скопляются белые облака, высоко перекатывается гром, потом начинает сыпать сквозь солнце блестящий дождь, быстро превращающийся от зноя в душистый сосновый пар… Все мокро, жирно, зеркально… В парке усадьбы деревья были так велики, что дачи, кое-где построенные в нем, казались под ними малы, как жилища под деревьями в тропических странах. Пруд стоял громадным черным зеркалом, наполовину затянут был зеленой ряской… Я жил на окраине парка, в лесу. Бревенчатая дача моя была не совсем достроена, — неконопаченые стены, неструганые полы, печи без заслонок, мебели почти никакой. И от постоянной сырости мои сапоги, валявшиеся под кроватью, обросли бархатом плесени.
Темнело по вечерам только к полуночи: стоит и стоит полусвет запада по неподвижным, тихим лесам. В лунные ночи этот полусвет странно мешался с лунным светом, тоже неподвижным, заколдованным. И по тому спокойствию, что царило всюду, по чистоте неба и воздуха, все казалось, что дождя уже больше не будет. Но вот я засыпал, проводив ее на станцию, — и вдруг слышал: на крышу опять рушится ливень с громовыми раскатами, кругом тьма и в отвес падающие молнии… Утром на лиловой земле в сырых аллеях пестрели тени и ослепительные пятна солнца, цокали птички, называемые мухоловками, хрипло трещали дрозды. К полудню опять парило, находили облака и начинал сыпать дождь. Перед закатом становилось ясно, на моих бревенчатых стенах дрожала, падая в окна сквозь листву, хрустально-золотая сетка низкого солнца. Тут я шел на станцию встречать ее. Подходил поезд, вываливались на платформу несметные дачники, пахло каменным углем паровоза и сырой свежестью леса, показывалась в толпе она, с сеткой, обремененной пакетами закусок, фруктами, бутылкой мадеры… Мы дружно обедали глаз на глаз. Перед ее поздним отъездом бродили по парку. Она становилась сомнамбулична, шла, клоня голову на мое плечо. Черный пруд, вековые деревья, уходящие в звездное небо… Заколдованно-светлая ночь, бесконечно-безмолвная, с бесконечно-длинными тенями деревьев на серебряных полянах, похожих на озера.
В июне она уехала со мной в мою деревню, — не венчаясь, стала жить со мной, как жена, стала хозяйствовать. Долгую осень провела не скучая, в будничных заботах, за чтением. Из соседей чаще всего бывал у нас некто Завистовский, одинокий, бедный помещик, живший от нас верстах в двух, щуплый, рыженький, несмелый, недалекий — и недурной музыкант. Зимой он стал появляться у нас чуть не каждый вечер. Я знал его с детства, теперь же так привык к нему, что вечер без него был мне странен. Мы играли с ним в шашки или же он играл с ней в четыре руки на рояли.
Перед Рождеством я как-то поехал в город. Возвратился уже при луне. И, войдя в дом, нигде не нашел ее. Сел за самовар один.
— А где барыня, Дуня? Гулять ушла?
— Не знаю-с. Их нету дома с самого завтрака.
— Оделись и ушли, — сумрачно сказала, проходя по столовой и не поднимая головы, моя старая нянька.
«Верно, к Завистовскому пошла, — подумал я, — верно, скоро придет вместе с ним — уже семь часов…» И я пошел и прилег в кабинете и внезапно заснул — весь день мерз в дороге. И так же внезапно очнулся через час — с ясной и дикой мыслью: «Да ведь она бросила меня! Наняла на деревне мужика и уехала на станцию, в Москву, — от нее все станется! Но, может быть, вернулась?» Прошел по дому — нет, не вернулась. Стыдно прислуги…
Часов в десять, не зная, что делать, я надел полушубок, взял зачем-то ружье и пошел по большой дороге к Завистовскому, думая: «Как нарочно, и он не пришел нынче, а у меня еще целая страшная ночь впереди! Неужели правда уехала, бросила? Да нет, не может быть!» Иду, скрипя по наезженному среди снегов пути, блестят слева снежные поля под низкой, бедной луной… Свернул с большой дороги, пошел к жалкой усадьбе Завистовского: аллея голых деревьев, ведущая к ней по полю, потом въезд во двор, слева старый, нищий дом, в доме темно… Поднялся на обледенелое крыльцо, с трудом отворил тяжелую дверь в клоках обивки, — в прихожей краснеет открытая прогоревшая печка, тепло и темнота… Но темно и в зале.
— Викентий Викентич!
И он бесшумно, в валенках, появился на пороге кабинета, освещенного тоже только луной в тройное окно.
— Ах, это вы… Входите, входите, пожалуйста… А я, как видите, сумерничаю, коротаю вечер без огня…
Я вошел и сел на бугристый диван.
— Представьте себе, Муза куда-то исчезла…
Он промолчал. Потом почти неслышным голосом:
— Да, да, я вас понимаю…
— То есть что вы понимаете?
И тотчас, тоже бесшумно, тоже в валенках, с шалью на плечах, вышла из спальни, прилегавшей к кабинету, Муза.
— Вы с ружьем, — сказала она. — Если хотите стрелять, то стреляйте не в него, а в меня.
И села на другой диван, напротив.
Я посмотрел на ее валенки, на колени под серой юбкой, — все хорошо было видно в золотистом свете, падавшем из окна, — хотел крикнуть: «Я не могу жить без тебя, за одни эти колени, за юбку, за валенки готов отдать жизнь!»
— Дело ясно и кончено, — сказала она. — Сцены бесполезны.
— Вы чудовищно жестоки, — с трудом выговорил я.
— Дай мне папиросу, — сказала она Завистовскому. Он трусливо сунулся к ней, протянул портсигар, стал по карманам шарить спичек…
— Вы со мной говорите уже на «вы», — задыхаясь, сказал я, — вы могли бы хоть при мне не говорить с ним на «ты».
— Почему? — спросила она, подняв брови, держа на отлете папиросу.
Сердце у меня колотилось уже в самом горле, било в виски. Я поднялся и, шатаясь, пошел вон.
17 октября 1938
Источник
Âëàäèìèð Ïîïîâ
ÎÇÅÐÎ
(ôèëîëîãè÷åñêèé ðîìàí)
÷àñòü 8
ÎǨÐÍÎÅ ÁÐÀÒÑÒÂÎ
Íî÷üþ ïðîø¸ë ò¸ïëûé äîæäü. È â îäèí äåíü íà äåðåâüÿõ ðàñïóñòèëèñü ëèñòî÷êè.
Âåòà ïåðåñòðàèâàëàñü íà «ëåòíþþ ôîðìó». Îíà òàê ïðèâûêëà êî ìíå, ÷òî èíîãäà ñïðàøèâàëà:
Òû íå âèäåë ìîé áåëûé ëèô÷èê?
 ýòîò äåíü îíà èñêàëà ïîòåðÿííóþ òóôåëüêó. Íàêîíåö, íàøëà â øëÿïíîé êîðîáêå. Èâàí Åãîðîâè÷ õîõîòàë:
Ïîòåðÿ òóôåëüêè ýòî ñèìâîë íåâèííîñòè: íà êàðòèíå Ìàíå «Îëèìïèÿ» ëåæèò â îäíîé òóôåëüêå.
Ãäå æå âàøà äîáðîæåëàòåëüíîñòü? âîçìóùàëàñü Âåòà. Âû íè÷åãî íå ïîíèìàåòå â æåíñêîé ïñèõîëîãèè âåäü ó ìåíÿ ê âàì ïîëíàÿ äîâåð÷èâîñòü
À âû?
Âñ¸ äåëî â òîì, ñêàçàë Èâàí Åãîðîâè÷, ÷òî ìû óæå ïðåâðàòèëèñü â «Îç¸ðíîå áðàòñòâî», è íàñ ñâÿçûâàåò ÷òî-òî íàñòîÿùåå è öåííîå
ØÎÔÐÓÀ ÈÇ ÏÅÐÅÏÅËÎÂ
Äåíü áûë âåòðåíûé è õìóðûé
Âåòà ñîñðåäîòî÷åííî ïåðåáèðàëà áóìàãè â ïàïêå è ÷òî-òî çàïèñûâàëà â òåòðàäü. È øåïòàëà:
Íîìåð 69. Ïèñüìî Áóíèíà Òåëåøîâó èç Îäåññû. Íîìåð 70. Ñòàðàÿ îòêðûòêà ñ âèäîì ìàëàõîâñêîãî îçåðà. Èçäàíèå Ãîðîæàíêèíà. Íîìåð 71. Îé, êàêàÿ ïðåëåñòü! Îíà ðàçìàõèâàëà ëèñòîì áóìàãè, ìåëêî èñïèñàííûì ïî÷åðêîì Òèõîìèðîâà. Òû òîëüêî ïîñëóøàé!
«Í. Ä. Òåëåøîâ â êíèãå «Çàïèñêè ïèñàòåëÿ» â ñâÿçè ñî «Ñðåäîé» ÷àñòî ïðèïîìèíàåò åãî ïîñòîÿííîãî ÷ëåíà È. À. Áåëîóñîâà. Áåëîóñîâ Èâàí Àëåêñååâè÷ (1863 1930) áûë ñòàðûì äðóãîì Òåëåøîâà, ïîýò-ñàìîó÷êà ñêðîìíîãî äîñòîèíñòâà, è èìåííî îí ïîçíàêîìèë Íèêîëàÿ Äìèòðèåâè÷à ñ ×åõîâûì. Áåëîóñîâ íàïèñàë çàìå÷àòåëüíóþ êíèãó «Óøåäøàÿ Ìîñêâà», èçäàííóþ â 1929 ãîäó.  ðàññêàçàõ î êóïå÷åñêèõ ñâàäüáàõ åñòü îäíî çàìå÷àòåëüíîå ìåñòî: «Ïîä óòðî, ÷àñà â ÷åòûðå, íà÷èíàëè íàêðûâàòü ñòîëû äëÿ óæèíà. Äëÿ òîãî, ÷òîáû ïðèäàòü îñîáûé øèê, ó êàæäîãî ïðèáîðà êëàëèñü îñîáî îòïå÷àòàííîå ìåíþ è ïðîãðàììà ìóçûêàëüíûõ íîìåðîâ.
 ìåíþ è â ìóçûêå ñòàðàëèñü äàòü ÷òî-òî èíîñòðàííîå. Âîò òî÷íàÿ êîïèÿ ñîõðàíèâøåéñÿ ó ìåíÿ êàðòî÷êè: íà îäíîé ñòîðîíå íàïå÷àòàíî ìåíþ êóøàíèé, à íà äðóãîé ìóçûêàëüíàÿ ïðîãðàììà.
Ó Æ È Í
íîÿáðÿ 1-ãî 1910 ãîäà
1. Êîíñîìå: Áàðÿòèíñêèé
Áàôåð äå Ïåäðî.
Ïèðîæêè: Ðèññîëè øåññåð.
Òàðòàëåòêè ìîíãëÿ.
Ñòðóæêè ïåðèãîð.
Âîëîâàíû ôèíàíñüåð.
2. Øîôðóà èç ïåðåïåëîâ ñî ñòðàñáóðãñêèì ïàøòåòîì.
Ñîóñ ïðîâàíñàëü.
3. Îñåòðû à-ëÿ ðþñ íà Ãåíñáåðãåíå.
Ñîóñ Àñïåðãåç.
4. Ïóíø ìàíäàðèíîâûé.
5. Æàðêîå:
Ôàçàíû êèòàéñêèå.
Ðÿá÷èêè ñèáèðñêèå.
Êóðîïàòêè êðàñíûå.
Ïóëÿðäû ôðàíöóçñêèå.
Öûïëÿòà.
Ñàëàò ðîìàí ñî ñâåæèìè îãóðöàìè.
6. Ñàâîðåí ñ ôðàíöóçñêèìè ôðóêòàìè.
7. Àíàíàñû, ôðóêòû, êîíôåêòû.
À ïðîãðàììà ìóçûêè, êîòîðàÿ èãðàëà âî âñ¸ âðåìÿ óæèíà, ñëåäóþùàÿ:
1. Ñâàäåáíûé ìàðø. Ñî÷. Ìåíäåëüñîíà.
2. Óâåðòþðà Áàíäèòåíøòðåéõå. Ñî÷. Çóïïå.
3. Âàëüñ. Ñî÷. Âàëüäòåéôåëü.
4. Ïîïóððè èç îïåðû «Ôàóñò». Ñî÷. Ãóíî.
5. Ïðåëþäèÿ èç îïåðû «Êàðìåí». Ñî÷. Áèçå.
6. Äèâåðòèñìåíò. Ñî÷. Ðåì. (âåðîÿòíî, Ðåìî).
7. Âåíãåðñêèå òàíöû. Ñî÷. Áðàìñà.
×àñàì ê 6-òè áàë êîí÷àëñÿ. Íîâîáðà÷íûå óåçæàëè â îäíîé ïðîñòîé êàðåòå, íå òîé, â êîòîðîé íåâåñòà åõàëà ê âåíöó. À çà íèìè ðàçúåçæàëèñü ãîñòè.
Ó âûõîäà ñòîÿëè îôèöèàíòû è äåðæàëè ïîäíîñû ñ íàëèòûìè øàìïàíñêèìè áîêàëàìè. Êàæäûé óõîäÿùèé ãîñòü áðàë áîêàë, ïðèãóáëèâàë øàìïàíñêîå è êëàë íà ïîäíîñ «÷àåâûå» äåíüãè».
«ÌÀËÀÕÎÂÑÊÈÅ ÐÀÑÑÊÀÇÛ» Èâ. Áóíèíà
Ñòàðàíèÿìè Ìèõàèëà Ãëèì÷åðà è Âèêòîðà Àíòîíîâà â «Ìàëàõîâñêîì âåñòíèêå» áûëà îïóáëèêîâàíà ìîÿ ñòàòüÿ «Âîñïîìèíàíèå î ñîñíîâûõ ëåñàõ», ãäå ÿ ãîâîðèë î ðàññêàçàõ Áóíèíà, äåéñòâèå êîòîðûõ ïðîèñõîäèò â Ìàëàõîâêå. Óäèâèòåëüíî ïîýòè÷åñêàÿ è çàãàäî÷íî-òàèíñòâåííàÿ ïîëó÷èëàñü êàðòèíà! Îïèñàíèå äíåé è íî÷åé â ðàññêàçàõ «Ìóçà», «Çîéêà è Âàëåðèÿ», «Êóìà» ÿ âûó÷èë ïî÷òè íàèçóñòü è âîñòîðãàëñÿ ýòèìè ñòèõîòâîðåíèÿìè â ïðîçå.
«ÌÓÇÀ»
«Âñ¸ âðåìÿ äîæäè, êðóãîì ñîñíîâûå ëåñà. Òî è äåëî â ÿðêîé ñèíåâå íàä íàìè ñêîïëÿþòñÿ áåëûå îáëàêà, âûñîêî ïåðåêàòûâàåòñÿ ãðîì, ïîòîì íà÷èíàåò ñûïàòü ñêâîçü ñîëíöå áëåñòÿùèé äîæäü, áûñòðî ïðåâðàùàþùèéñÿ îò çíîÿ â äóøèñòûé ñîñíîâûé ïàð
Âñ¸ ìîêðî, æèðíî çåðêàëüíî
 ïàðêå óñàäüáû äåðåâüÿ áûëè òàê âåëèêè, ÷òî äà÷è, êîé-ãäå ïîñòðîåííûå â í¸ì, êàçàëèñü ïîä íèìè ìàëû, êàê æèëèùà ïîä äåðåâüÿìè â òðîïè÷åñêèõ ñòðàíàõ. Ïðóä ñòîÿë ãðîìàäíûì ÷¸ðíûì çåðêàëîì, íàïîëîâèíó çàòÿíóò áûë çåë¸íîé ðÿñêîé
(
)
Òåìíåëî ïî âå÷åðàì òîëüêî ê ïîëóíî÷è: ñòîèò è ñòîèò ïîëóñâåò çàïàäà ïî íåïîäâèæíûì, òèõèì ëåñàì.  ëóííûå íî÷è ýòîò ïîëóñâåò ñòðàííî ìåøàëñÿ ñ ëóííûì ñâåòîì, òîæå íåïîäâèæíûì, çàêîëäîâàííûì. È ïî òîìó ñïîêîéñòâèþ, ÷òî öàðèëî âñþäó, ïî ÷èñòîòå íåáà è âîçäóõà âñ¸ êàçàëîñü, ÷òî äîæäÿ óæå áîëüøå íå áóäåò. Íî âîò ÿ çàñûïàë, ïðîâîäèâ å¸ íà ñòàíöèþ è âäðóã ñëûøàë: íà êðûøó îïÿòü ðóøèòñÿ ëèâåíü ñ ãðîìîâûìè ðàñêàòàìè, êðóãîì òüìà è â îòâåñ ïàäàþùèå ìîëíèè
Óòðîì íà ëèëîâîé çåìëå â ñûðûõ àëëåÿõ ïåñòðåëè òåíè è îñëåïèòåëüíûå ïÿòíà ñîëíöà, öîêàëè ïòè÷êè, íàçûâàåìûå ìóõîëîâêàìè, õðèïëî òðåùàëè äðîçäû. Ê ïîëóäíþ îïÿòü ïàðèëî, íàõîäèëè îáëàêà, è íà÷èíàë ñûïàòü äîæäü. Ïåðåä çàêàòîì ñòàíîâèëîñü ÿñíî, íà ìîèõ áðåâ¸í÷àòûõ ñòåíàõ äðîæàëà, ïàäàÿ â îêíà ñêâîçü ëèñòâó, õðóñòàëüíî-çîëîòàÿ ñåòêà íèçêîãî ñîëíöà. Òóò ÿ ø¸ë íà ñòàíöèþ âñòðå÷àòü å¸. Ïîäõîäèë ïîåçä, âûâàëèâàëèñü íà ïëàòôîðìó íåñìåòíûå äà÷íèêè, ïàõëî êàìåííûì óãëåì ïàðîâîçà è ñûðîé ñâåæåñòüþ ëåñà, ïîêàçûâàëàñü â òîëïå îíà, ñ ñåòêîé, îáðåìåí¸ííàÿ ïàêåòàìè çàêóñîê, ôðóêòàìè, áóòûëêîé ìàäåðû
Ìû äðóæíî îáåäàëè ãëàç íà ãëàç. Ïåðåä å¸ ïîçäíèì îòúåçäîì áðîäèëè ïî ïàðêó. Îíà ñòàíîâèëàñü ñîìíàìáóëè÷íà, øëà, êëîíÿ ãîëîâó íà ìî¸ ïëå÷î. ׸ðíûé ïðóä, âåêîâûå äåðåâüÿ, óõîäÿùèå â çâ¸çäíîå íåáî
Çàêîëäîâàííî-ñâåòëàÿ íî÷ü, áåñêîíå÷íî-áåçìîëâíàÿ, ñ áåñêîíå÷íî-äëèííûìè òåíÿìè äåðåâüåâ íà ñåðåáðÿíûõ ïîëÿíàõ, ïîõîæèõ íà îç¸ðà».
«ÂѨ ÂÐÅÌß ÄÎÆÄÈ»
Ñîáëþäàÿ «äûõàíèå» áóíèíñêîé ïðîçû, ìû ïîïûòàåìñÿ ïîñòðîèòü äðóãóþ êîíñòðóêöèþ, êîòîðàÿ ëîæèòñÿ â àðõèòåêòîíèêó ñîâðåìåííîãî ðóññêîãî âåðëèáðà. È. À. Áóíèí ñàì äàë ïîäñêàçêó: «Æèçíü õóäîæíèêà íà äà÷å, ïîäìîñêîâíûå äíè è íî÷è òàì íåêîòîðîå ïîäîáèå (ãîðàçäî áîëåå ï î ý ò è ÷ å ñ ê î å äåéñòâèòåëüíîñòè) òîãî íåäîëãîãî âðåìåíè, êîãäà ÿ ãîñòèë íà äà÷å ïèñàòåëÿ Òåëåøîâà».
Êñòàòè: íàñ â Ñòóäèè ó÷èëè âîò òàê ÷èòàòü õóäîæåñòâåííóþ ïðîçó ñî ñöåíû:
«Âñ¸ âðåìÿ äîæäè,
êðóãîì ñîñíîâûå ëåñà.
Òî è äåëî
â ÿðêîé ñèíåâå íàä íàìè
ñêîïëÿþòñÿ áåëûå îáëàêà,
âûñîêî ïåðåêàòûâàåòñÿ ãðîì,
ïîòîì íà÷èíàåò ñûïàòü
ñêâîçü ñîëíöå áëåñòÿùèé äîæäü,
áûñòðî ïðåâðàùàþùèéñÿ îò çíîÿ
â äóøèñòûé ñîñíîâûé ïàð
Âñ¸ ìîêðî, æèðíî çåðêàëüíî
 ïàðêå óñàäüáû
äåðåâüÿ áûëè òàê âåëèêè,
÷òî äà÷è,
êîé-ãäå ïîñòðîåííûå â í¸ì,
êàçàëèñü ïîä íèìè ìàëû,
êàê æèëèùà ïîä äåðåâüÿìè
â òðîïè÷åñêèõ ñòðàíàõ.
Ïðóä ñòîÿë
ãðîìàäíûì ÷¸ðíûì çåðêàëîì,
íàïîëîâèíó çàòÿíóò áûë
çåë¸íîé ðÿñêîé
Òåìíåëî ïî âå÷åðàì
òîëüêî ê ïîëóíî÷è:
ñòîèò è ñòîèò
ïîëóñâåò çàïàäà
ïî íåïîäâèæíûì,
òèõèì ëåñàì.
 ëóííûå íî÷è
ýòîò ïîëóñâåò
ñòðàííî ìåøàëñÿ
ñ ëóííûì ñâåòîì,
òîæå íåïîäâèæíûì,
çàêîëäîâàííûì.
È ïî òîìó ñïîêîéñòâèþ,
÷òî öàðèëî âñþäó,
ïî ÷èñòîòå íåáà è âîçäóõà
âñ¸ êàçàëîñü, ÷òî äîæäÿ
óæå áîëüøå íå áóäåò.
Íî âîò ÿ çàñûïàë,
ïðîâîäèâ å¸ íà ñòàíöèþ
è âäðóã ñëûøàë:
íà êðûøó
îïÿòü ðóøèòñÿ ëèâåíü
ñ ãðîìîâûìè ðàñêàòàìè,
êðóãîì òüìà
è â îòâåñ ïàäàþùèå ìîëíèè
Óòðîì íà ëèëîâîé çåìëå
â ñûðûõ àëëåÿõ
ïåñòðåëè òåíè è
îñëåïèòåëüíûå ïÿòíà ñîëíöà,
öîêàëè ïòè÷êè,
íàçûâàåìûå ìóõîëîâêàìè,
õðèïëî òðåùàëè äðîçäû.
Ê ïîëóäíþ îïÿòü ïàðèëî,
íàõîäèëè îáëàêà,
è íà÷èíàë ñûïàòü äîæäü.
Ïåðåä çàêàòîì
ñòàíîâèëîñü ÿñíî,
íà ìîèõ áðåâ¸í÷àòûõ ñòåíàõ
äðîæàëà, ïàäàÿ â îêíà
ñêâîçü ëèñòâó,
õðóñòàëüíî-çîëîòàÿ ñåòêà
íèçêîãî ñîëíöà.
Òóò ÿ ø¸ë íà ñòàíöèþ
âñòðå÷àòü å¸.
Ïîäõîäèë ïîåçä,
âûâàëèâàëèñü íà ïëàòôîðìó
íåñìåòíûå äà÷íèêè,
ïàõëî
êàìåííûì óãëåì ïàðîâîçà
è ñûðîé ñâåæåñòüþ ëåñà,
ïîêàçûâàëàñü â òîëïå îíà,
ñ ñåòêîé,
îáðåìåí¸ííàÿ ïàêåòàìè çàêóñîê,
ôðóêòàìè, áóòûëêîé ìàäåðû
Ìû äðóæíî îáåäàëè
ãëàç íà ãëàç.
Ïåðåä å¸ ïîçäíèì îòúåçäîì
áðîäèëè ïî ïàðêó.
Îíà ñòàíîâèëàñü ñîìíàìáóëè÷íà,
øëà, êëîíÿ ãîëîâó
íà ìî¸ ïëå÷î.
׸ðíûé ïðóä,
âåêîâûå äåðåâüÿ,
óõîäÿùèå â çâ¸çäíîå íåáî
Çàêîëäîâàííî-ñâåòëàÿ íî÷ü,
áåñêîíå÷íî-áåçìîëâíàÿ,
ñ áåñêîíå÷íî-äëèííûìè
òåíÿìè äåðåâüåâ
íà ñåðåáðÿíûõ ïîëÿíàõ,
ïîõîæèõ íà îç¸ðà».
Источник