Надо сыпать соль на раны пусть они болят

Надо сыпать соль на раны пусть они болят thumbnail

25 июля исполняется 29 лет со дня смерти Владимира Высоцкого.

Вадим Туманов, знаменитый золотодобытчик, глава знаменитой артели старателей «Печора», человек исключительный, лагерник, одолевший судьбу, был ближайшим другом Владимира Высоцкого. Высоцкий успел написать первую часть романа «Черная Свеча», где прототип главного героя – Туманов.

— «Надо сыпать соль на раны…» Как вы узнали о смерти Высоцкого? Вы что-то предчувствовали?

— Я, наверное, начну чуть раньше. С темы пьянства и наркомании, которая, на мой взгляд, сегодня преувеличена. Мы с Володей очень много говорили об этом. Когда я уже знал все, я просил: Вовка, брось! Он, улыбаясь, говорил: ты запомни, я в любую секунду это брошу, когда захочу. Но однажды утром он признался: знаешь, я тебе хочу сказать одну неприятную вещь…Я насторожился. А он продолжает: я давно хотел тебе сказать, я недели две пробовал и, кажется, не могу бросить. И добавил: мне страшно. И знаете, мне самому стало страшно… Но когда пытаются создать впечатление, что были одни сплошные пьянки, это полная чепуха. У меня есть возможность сравнивать. Ведь все эти годы, можете себе представить, какая публика со мной работала на приисках. Бульдозеристы, экскаваторщики, горняки. Так что я знал, как люди пьют. Ни в какое сравнение не шло с Высоцким. И первое, с чего я начинал, вводил сухой закон…

— Когда вы увидели его в последний раз?

— Я прилетел за ним из Ухты, чтобы забрать его к нам. Мы договорились с ним и ждали его в Ухте. Он задержался, не прилетел. И я сам полетел в Москву. Позвонил. Ответила его мама Нина Максимовна. Я попросил, чтобы она меня подождала, и приехал. И она мне говорит: я тут уже целый час, пришла, квартира открыта, сижу, никого нет. А я приехал с Володей Шехтманом, который меня встречал, он у меня работал. И я показал Володе глазами на этаж выше. Там жил фотограф Валерий Нисанов. Высоцкий часто туда заходил, когда ему нужно было выпить.

— И вы догадались, что он там?

— Да, что он там. Я говорю: Нина Максимовна, посидите, я сейчас приду. И вернулся с Володей. Первый раз я видел, как мама замахнулась на него: я жду, жду… Он начал ее успокаивать: мама, мамочка, мама!.. Он всегда так к ней обращался. Сейчас читаешь у некоторых мемуаристов, что он грубо разговаривал с матерью, с отцом. Я этого никогда не видел. Во всяком случае, те последние семь лет, что мы были близки. Никогда. А здесь он был в большом заводе. Я попросил ребят, кто с ним был, чтобы вызвали врачей и отправили его в больницу. Он этого страшно не хотел. Всегда: никаких больниц. Однажды была попытка к нему в Риге вызвать врачей, так он очень обиделся и долго с этим человеком, кто хотел ему помочь, не разговаривал.

— И врачи приехали?

— Врачи приехали, когда меня уже не было. И почему-то отложили госпитализацию на завтра. Вечером поздно я позвонил туда, мне ответил доктор Анатолий Федотов, друг Высоцкого, который не раз помогал ему. Я говорю: Анатолий, скажи, пожалуйста, есть какая-то опасность? Он засмеялся: да нет, нет, все будет нормально. А рано утром звонок. Сын взял трубку. Я смотрю на его лицо и говорю: что такое? Он протягивает мне трубку: возьми, Вовка умер. Я взял трубку, и мне Федотов говорит: приезжайте срочно, Володя умер.

— Что это такое для вас было?

— Я стою, и, может быть, первый раз в жизни не знаю, что делать. Настолько растерялся. И говорю: что делать? А сын мне отвечает: что делать, что делать, быстро одевайся, и едем. Я даже представить себе не мог, что его больше нет. Мы прилетели быстро туда. Вовка лежит… А я как будто еще ничего не понимаю. Что-то страшное.

— Вы были знаменитым золотопромышленником. Он был знаменитым бардом, артистом, поэтом, музыкантом. Был ли элемент тщеславия с вашей и его стороны, когда вы сошлись?

— Все было настолько просто! Нас совершенно случайно в Доме кино познакомили. Мы провели вместе что-то около часа в ресторане. Поговорили. Я еще посмеялся, говорю: а ведь я сначала думал, что вы сидели. Мне Нина Шацкая, актриса Таганки, когда мы с ней в Душанбе познакомились, она снималась в фильме «Белый рояль», а меня попросили посмотреть, можно ли там организовать добычу золота, вот она мне объяснила, что он никогда не сидел.

— Он же пел от лица разных своих героев, воевавших, сидевших, поднимавшихся в горы….

— Это и было в нем главное. Его песни. Его поэзия. Он очень хотел быть признанным официально. Очень хотел, чтобы его стихи печатались. Он очень хотел жить.

— Да, и просто сгорал, сочиняя то, что сочинял. И прибегал к рюмке, чтобы себя от этого дикого напряжения освободить…

— Именно так.

— И вы влепились друг в друга навсегда?

— Не знаю, мне неудобно говорить… Дня через два я ему позвонил, он очень обрадовался. Я тогда услышал от него выражение: раздружились. И другое – задружились. Вот мы с ним задружились. Была весна 1973 года. И до 1980 года, до его смерти, я был человеком, с которым он мог говорить и говорил обо всем. Он знал обо мне, а я знал о нем все.

Читайте также:  Сыпь на лице шее спине

— Через вашу жизнь прошло огромное количество людей – чем Высоцкий отличался от других? Что вы в нем любили?

— Очень трудный вопрос. Говорят, любовь и дружбу не выпрашивают. Они или есть, или их нет. Мне, например, трудно объяснить, почему есть люди, с которыми ты, прошу прощения за сравнение, сидишь в камере год, а расстаешься, и такое чувство, что вы все еще чего-то недоговорили. И наоборот, есть другие, с которыми после нескольких минут общения видишь: неинтересно. Володя был из числа очень редких людей. В нем было очень много особенного. Его порядочность, в первую очередь. Если он что-то сказал, это обязательно делалось. Я его знал работающим, много работающим. Днем, ночью, в любых ситуациях работающим, работающим, думающим, интересным, спорящим. Да, были красивые, умные, прекрасные женщины, которых он покорял своим обаянием…

— Об этом я тоже хотела поговорить. Вы всю жизнь прожили с одной женой, пятьдесят лет в браке с замечательной Риммой, которая в прошлом году, к несчастью, умерла. Вы однолюб, у Высоцкого много женщин – как вы к этому относились? Вас это сердило? Или вы принимали вещи такими, какие они есть? Я знаю, что когда Володи уже не стало, Марина Влади на вас обиделась: Вадим, как ты мог мне не сказать, что последние годы рядом с Володей была другая женщина?..

— Давайте считать, что я – исключение. Я не знаю среди своих друзей ни одного, кто, даже очень любя жену, где-нибудь при возможности не нагрешил. Но эта тема неинтересна. Кто-то с кем-то спал, ну и что? Ну вот мы приезжаем в два часа ночи, поставили машину у подъезда, подходим – стоит девушка. Вовка говорит: ты совсем сдурела, ты же знаешь, что… А что делать? Симпатичная девушка, влюблена…

— В него многие были влюблены…

— Многие – не то слово. Но меня это не волнует, спал или не спал. И Марине никогда бы я не сказал ни звука. Я возвращаюсь к самому важному. Вовка очень много работал. По-страшному много. Ночами смотришь, что-то сидит, пишет. Сколько я был с ним, всегда какие-то разговоры, очень интересные и очень важные. Ни с кем я так много не говорил, как с ним. Хотя вроде и не Володина тема, но мы впрямую говорили о нашей стране, о жизни в ней, о богатстве этой страны. Некрасиво говорить: я знаю. Но я знаю, очень хорошо знаю о ее богатствах. Я начинал на Колыме, мне посчастливилось пройти от одного края страны до другого. Везде проработав. Дружа с прекрасными людьми, в том числе геологами. Имея такие богатства недр, таких прекрасных специалистов, как мы умудряемся плохо жить? И с Володей Высоцким, и со Славой Говорухиным, который, кстати, тоже геолог, мы говорили долго и подробно, в чем тут дело…

— Вы с Высоцким однажды составили списки плохих людей…

— Действительно, разошлись по разным комнатам и составили. Он быстрее меня справился. Интересно, что и у него, и у меня четвертым номером шел Мао цзедун, а четырнадцатым – Дин Рид, певец такой был, который много мельтешил. А началось с публициста Юрия Жукова, который в телевизоре разбирал письма и говорит: «Гражданка Иванова из колхоза «Светлый путь» отвечает гражданину…» Вовка стоял-стоял, а у него как раз было плохое настроение. И он говорит: и где их таких только находят?.. Схватил два листа: давай сто человек напишем, кто нам неприятен…

— А списка, кто приятен, не составляли?

— Нет.

— Он сказал замечательную фразу, побывав у вас на прииске: лица рогожные, а души шелковые. Какая в этом необыкновенная нежность…

— Он очень чувствовал человека… На приисках с ним был связан интересный момент, один из множества. Прорвало дамбы в Бодайбо. Затопило все. Прилетела комиссия. И уже все были лишены тринадцатой зарплаты. Но члены комиссии жаждали увидеть Высоцкого. Высоцкий с ними встретился. И тринадцатая зарплата была возвращена.

— Вы скучаете по нему?

— Знаете, он мне только один раз снился. Один только раз. Причем как-то непонятно. Мы встретились с ним, и он меня не пригласил к себе.

— Во сне?

— Во сне.

— «Чтоб лучше помнить – пусть они болят»… Наши раны.

Личное дело

Родился в 1927 году. Морской штурман. Участник Великой Отечественной войны. Посажен в 1948 году по политической статье. В дальнейшем статья заменена на уголовную. Восемь попыток бегства. Освобожден после смерти Сталина со снятием судимости. Организовал золотопромышленную старательскую артель «Печора», где применил высокопроизводительные методы труда. Подвергся нападкам и шельмованию.

Автор книги «Все потерять – и вновь начать с мечты…».

Источник

Они — обратно в зону, за наградой,

А я — за новым сроком за побег.

Я сначала грубил,

А потом перестал.

Целый взвод меня бил —

Аж два раза устал.

Зря пугают тем светом —

Тут с дубьём, там с кнутом.

Врежут там — я на этом,

Врежут здесь — я на том.

А в промежутках — тишина и снеги,

Токуют глухари, да бродит лось…

И снова вижу я себя в побеге,

Читайте также:  Как выглядит сыпь сифилиса фото

Да только вижу, будто удалось.

Надо б нам вдоль реки,—

Он был тоже не слаб,—

Чтоб людям не с руки,

А собакам — не с лап.

Вот и сказке конец,

Зверь бежал на ловца.

Снёс, как срезал, ловец

Беглецу пол-лица.

Я гордость под исподнее упрятал,

Видал, как пятки лижут гордецы.

Пошёл лизать я раны в лизолятор —

Не зализал, и вот они, рубцы.

Всё взято в трубы, перекрыты краны,

Ночами только воют и скулят,

Но надо, надо сыпать соль на раны.

Чтоб лучше помнить — пусть они болят.

[1976–1977]

* * *

Вадиму Туманову

В младенчестве нас матери пугали,

Суля за ослушание Сибирь, грозя рукой.

Они в сердцах бранились и едва ли

Желали детям участи такой.

А мы пошли за так на четвертак, за-ради бога,

В обход и напролом и просто пылью по лучу.

К каким порогам приведёт дорога?

В какую пропасть напоследок прокричу?

Мы север свой отыщем без компаса,

Угрозы матерей мы зазубрили как завет.

И ветер дул, с костей сдувая мясо

И радуя прохладою скелет.

Мольбы и стоны здесь не выживают,

Хватает и уносит их позёмка и метель.

Слова и слёзы на лету смерзают,

Лишь брань и пули настигают цель.

Про всё писать — не выдержит бумага,

Всё в прошлом, ну, а прошлое — быльё и трын-трава.

Не раз нам кости перемыла драга.

В нас, значит, было золото, братва.

Но чуден звон души моей помина,

И белый день белей, и ночь черней, и суше снег.

И мерзлота надёжней формалина

Мой труп на память сохранит навек.

Я на воспоминания не падок,

Но если занесла судьба — гляди и не тужи.

Мы здесь подохли, — вон он, тот распадок.

Нас выгребли бульдозеров ножи.

Здесь мы прошли за так, за четвертак, за-ради бога,

В обход и напролом и просто пылью по лучу,—

К таким порогам привела дорога.

В какую ж пропасть напоследок прокричу?

[1977]

БЕЛЫЙ ВАЛЬС

Если петь без души — вытекает из уст

белый звук.

Если строки ритмичны без рифмы,

тогда говорят — белый стих.

Если все цвета радуги снова сложить —

будет свет, белый свет.

Если все в мире вальсы сольются в один —

будет вальс, белый вальс

Какой был бал — накал движенья, звука, нервов!

Сердца стучали на три счёта вместо двух.

К тому же дамы приглашали кавалеров

На белый вальс традиционный, и захватывало дух.

Ты сам, хотя танцуешь с горем пополам,

Давно решился пригласить её одну,

Но вечно надо отлучаться по делам —

Спешить на помощь, собираться на войну.

И вот, всё ближе, всё реальней становясь,

Она, к которой подойти намеревался,

Идёт сама, чтоб пригласить тебя на вальс,

И кровь в виски твои стучится в ритме вальса.

Ты внешне спокоен средь шумного бала,

Но тень за тобою тебя выдавала —

Металась, ломалась, дрожала она

В зыбком свете свечей.

И бережно держа, и бешено кружа,

Ты мог бы провести её по лезвию ножа.

Не стой же ты руки сложа,

Сам не свой и ничей.

Был белый вальс — конец сомнений маловеров

И завершенье юных снов, забав, утех.

Сегодня дамы приглашали кавалеров

Не потому, не потому, что мало храбрости у тех.

Возведены на время бала в званье дам,

И кружит головы нам вальс как в старину,

Но вечно надо отлучаться по делам —

Спешить на помощь, собираться на войну.

Белее снега белый вальс, — кружись, кружись,

Чтоб снегопад подольше не прервался!

Она пришла, чтоб пригласить тебя на жизнь,

И ты был бел, бледнее стен, белее вальса.

Ты внешне спокоен средь шумного бала,

Но тень за тобою тебя выдавала —

Металась, ломалась, дрожала она В зыбком свете свечей.

И бережно держа, и бешено кружа,

Ты мог бы провести её по лезвию ножа.

Не стой же ты руки сложа,

Сам не свой и ничей.

Где б ни был бал — в Лицее, в Доме офицеров,

В дворцовой зале, в школе — как тебе везло —

В России дамы приглашали кавалеров

Во все века на белый вальс, и было всё белым-бело.

Потупя взоры, не смотря по сторонам,

Через отчаянье, молчанье, тишину,

Спешили женщины притти на помощь к нам —

Их бальный зал величиной во всю страну.

Куда б ни бросило тебя, где б ни исчез,

Припомни бал, как был ты бел, — и улыбнёшься.

Век будут ждать тебя и с моря, и с небес,

И пригласят на белый вальс, когда вернёшься.

Ты внешне спокоен средь шумного бала,

Но тень за тобою тебя выдавала —

Металась, ломалась, дрожала она В зыбком свете свечей.

И бережно держа, и бешено кружа,

Ты мог бы провести её по лезвию ножа.

Не стой же ты руки сложа,

Сам не свой и ничей.

[1977]

ТУШЕНОШИ

Михаилу Шемякину под впечатлением от серии «Чрево»

И кто вы суть, безликие кликуши?

Куда грядёте — в Мекку ли, в Мессины?

Модели ли влачите к Монпарнасу?

Кровавы ваши спины, словно туши,

А туши — как ободранные спины,

И рёбра в рёбра… нзят, и мясо к мясу…

Ударил Ток, скотину оглоуша.

Обмякла плоть на плоскости картины

Читайте также:  3 месяца сыпь на щечках

И тяжко пала мяснику на плечи.

На ум, на кисть творцу попала туша

И дюжие согбенные детины,

Вершащие дела нечеловечьи.

Кончал палач, — дела его ужасны,

А дальше — те, кто гаже, ниже, плоше,

Таскали жертвы после гильотины:

Безглазны, безголовы и безгласны

И, кажется, бессутны тушеноши,

Как бы катками вмяты в суть картины.

Так кто вы суть, загубленные души?

Куда спешите, полуобразины?

Вас не разъять, — едины обе массы.

Суть Сутина— «Спасите наши туши!».

Вы ляжете, заколотые в спины,

И Урка[7] слижет с лиц у вас гримасу.

Слезу слизнёт, и слизь, и лимфу с кровью

Соленую — людскую и коровью,

И станут пепла чище, пыли суше

Кентавры или человекотуши.

Я — ротозей, но вот не сплю ночами,—

В глаза бы вам взглянуть из-за картины!..

Неймётся мне, шуту и лоботрясу, —

Сдаётся мне — хлестали вас бичами,

Вы крест несли и ободрали спины.

И рёбра в рёбра вам — и нету спасу.

[1977]

* * *

Много во мне маминого,

Папино — сокрыто,

Я из века каменного,

Из палеолита.

Но по многим отзывам —

Я умный и незлой,

То есть в веке бронзовом

Стою одной ногой.

Наше племя ропщет, смея

Вслух ругать порядки.

В первобытном обществе я

Вижу недостатки

Просто вопиющие! —

Довлеют и грозят, —

Далеко идущие,

На тыщу лет назад.

Между поколениями

Ссоры возникают,

Жертвоприношениями

Злоупотребляют.

Ходишь — озираешься,

Ловишь каждый взгляд.

Малость зазеваешься —

Уже тебя едят.

Собралась, умывшись чисто,

Во поле элита.

Думали, как выйти из то-

го палеолита.

Под кустами ириса

Все передрались.

Не договорилися,

А так и разбрелись.

Завели старейшины,

А нам они — примеры,

По две, по три женщины,

По две, по три пещеры.

Жены крепко заперты,

На цепи да замки,—

А на крайнем Западе

Открыты бардаки.

Люди понимающие

Ездят на горбатых,

Источник

[ Предположительная тональность: Am ]

Am E7
Был побег на рывок —
E7 Am
Наглый, глупый, дневной,-
Am E7
Вологодского — с ног
F Am
И — вперед головой.

A7 Dm
И запрыгали двое,
G E7
В такт сопя на бегу,
E7
На виду у конвоя
E7 Am
Да по пояс в снегу.

A7 Dm
Положен строй в порядке образцовом,
G E7
И взвыла «Дружба» — старая пила,
Am Dm
И осенили знаменьем свинцовым
E7 Am
С очухавшихся вышек три ствола.

Am E7
Все лежали плашмя,
E7 Am
В снег уткнули носы,-
Am H7
А за нами двумя —
Dm E7
Бесноватые псы.

Am Dm
Девять граммов горячие,
Dm Am
Как вам тесно в стволах!
Am Dm
Мы на мушках корячились,
E7 Am
Словно как на колах.

A7 Dm
Нам — добежать до берега, до цели,-
G E7
Но свыше — с вышек — все предрешено:
Am Dm
Там у стрелков мы дергались в прицеле —
E7 Am
Умора просто, до чего смешно.

Am E7
Вот бы мне посмотреть,
E7 Am
С кем отправился в путь,
Am H7
С кем рискнул помереть,
Dm E7
С кем затеял рискнуть!

E7 Dm
Где-то виделись будто,-
Dm Am
Чуть очухался я —
Am Dm
Прохрипел: «Как зовут-то?»
E7 Am
И — какая статья?»

A7 Am
Но поздно: зачеркнули его пули —
G E7
Крестом — в затылок, пояс, два плеча,-
Am Dm
А я бежал и думал: добегу ли?-
E7 Am
И даже не заметил сгоряча.

Am Dm
Я — к нему, чудаку:
E7 Am
Почему, мол, отстал?
Am H7
Ну а он — на боку
Dm E7
И мозги распластал.

Am H7
Пробрало! — телогрейка
Dm E7
Аж просохла на мне:
Am Dm
Лихо бьет трехлинейка —
E7 Am
Прямо как на войне!

A7 Dm
Как за грудки, держался я за камни:
G E7
Когда собаки близко — не беги!
Am Dm
Псы покропили землю языками —
E7 Am
И разбрелись, слизав его мозги.

Am Dm
Приподнялся и я,
E7 Am
Белый свет стервеня,-
Am H7
И гляжу — кумовья
Dm E7
Поджидают меня.

A7 Dm
Пнули труп: «Сдох, скотина!
G E7
Нету проку с него:
Am Dm
За поимку полтина,
E7 Am
А за смерть — ничего».

A7 Dm
И мы прошли гуськом перед бригадой,
G E7
Потом — за вахту, отряхнувши снег:
Am Dm
Они обратно в зону — за наградой,
E7 Am
А я — за новым сроком за побег.

Я сначала грубил,
А потом перестал.
Целый взвод меня бил —
Аж два раза устал.

Зря пугают тем светом,-
Оба света с дубьем:
Врежут там — я на этом,
Врежут здесь — я на том.

Я гордость под исподнее упрятал —
Видал, как пятки лижут гордецы,-
Пошел лизать я раны в лизолятор,-
Не зализал — и вот они, рубцы.

Надо б нам — вдоль реки,-
Он был тоже не слаб,-
Чтобы им — не с руки,
А собакам — не с лап!..

Вот и сказке конец.
Зверь бежал на ловца,
Снес — как срезал — ловец
Беглецу пол-лица.

…Все взято в трубы, перекрыты краны,-
Ночами только воют и скулят,
Что надо? Надо сыпать соль на раны:
Чтоб лучше помнить — пусть они болят!

Источник