Не сыпать голову пеплом

Как известно, некоторые устойчивые словосочетания содержат в себе информацию о различных народных традициях, которые совершали или же совершают по сегодняшний день. К ним относится выражение «посыпать голову пеплом». В этой статье мы рассмотрим, что же оно означает, как появилось, где, когда и зачем его употребляют в речи и можно ли подобрать к нему синонимичные фразы.

«Посыпать голову пеплом»: значение фразеологизма

Толкование выражения – сильно горевать из-за случившейся беды, потери ценного. Вот что значит «посыпать голову пеплом». Это выражение передает глубокую скорбь при утрате, беде. Например, если произошло какое-то большое горе, будь то смерть близкого человека или другая крупная потеря.

Дословно устойчивые выражения не стоит воспринимать. Чтобы понять их значение, необходимо рассматривать этимологию фразы. С ее помощью выражение приобретает смысл и становится понятным.

История происхождения данного фразеологизма

Чтобы узнать, откуда в нашей речи появилась эта устойчивая фраза, необходимо открыть Библию. В ней мы узнаем о необычной традиции евреев, которую они совершали при смерти или другом большом несчастье своих близких, а также при собственных бедах. В такие моменты они сыпали на свою голову пепел или же землю. Такой ритуал показывал их скорбь и отчаяние. Он был знаковым и содержал в себе глубокий смысл.

Теперь, после ознакомления с этимологией выражения «посыпать голову пеплом», значение фразеологизма кажется нам вполне понятным и объяснимым.

Синонимы устойчивой фразы

Рассматриваемый нами фразеологизм можно заменить различными глаголами и выражениями. Например, употребить вместо него следующие слова и сочетания: горевать, скорбеть, тосковать, впасть в уныние. Или же можно заменить другим устойчивым выражением: «рвать на себе одежду». Его смысл такой же, как у фразы «посыпать голову пеплом». Значение фразеологизма также выражает крайнюю степень отчаяния и скорби. При этом ее происхождение также связано с народной традицией. Только она принадлежит уже не евреям, а древним грекам и славянам. Также ее заимствовали и некоторые другие народы. В знак скорби они рвали на себе одежду.

Как ни странно, но такая архаичная традиция до сих пор соблюдается некоторыми народами. Стоит также отметить, что рвали не только одежду, но и волосы. Это выражало полное отчаяние. Не случайно есть такое выражение, как «рвать на себе волосы». Оно тоже является синонимичным фразеологизмом для рассматриваемой нами фразы.

Употребление выражения

Вряд ли в современной разговорной речи мы можем услышать фразу «посыпать голову пеплом». Значение фразеологизма, даже если и известно кому-то, немногие решатся употребить такое словосочетание. Оно может украсить их речь и с таким же успехом может поставить собеседника в неловкое положение. Скорее этот фразеологизм стоит использовать в СМИ и художественной литературе.

Журналисты и писатели любят вставлять в свои произведения различные устойчивые обороты. Таким образом они оживляют свои работы, делают язык ярче, а описания – более глубокими. В качестве примера можно привести отрывок из повести писателя Юрия Нагибина «Встань и иди». «И то, что после ареста отца меня лишили воскресного рубля, было скорее ритуальным жестом, вроде посыпания пеплом главы, нежели необходимостью». Как мы видим, писатель использовал в своей повести рассматриваемое нами выражение. Таким образом он сумел показать читателям, что жест был ритуальным, то есть он был хоть и не оправдан, но обязателен, словно традиция посыпать голову пеплом, как у древних евреев.

Заключение

Рассмотрев данное выражение, мы узнали его значение, историю происхождения, подобрали ему синонимы и выяснили сферу его применения.

«Попробовать не посыпать голову пеплом»

Пережив боль утраты, она не закрылась от мира, хоть это все бы приняли с пониманием. И не ушла с головой в жизнь детей и внука, что было бы самым логичным. Она взвалила на свои плечи два завода и шагнула в новый мир в свои без малого 50 лет. «Я сохраню все, что ты создал», — было ее обещанием любимому мужу.

Олеся Власова, со-автор проекта «Вернись другим» & Ирина Ремизова, участница ретрита в южном Таиланде в апреле 2017 года.

— Ирина, давайте начнем с вашего знакомства с мужем. Как вы встретились и когда поженились?

— Все банально. Пять лет проучившись в одной группе института, поженились во втором семестре пятого курса.

— Большую часть жизни — до 50 лет — вы прожили, преимущественно, в женской роли: дом, дети, собака. Буквально — за мужем.

— Практически так оно и было. Я, конечно, после института поработала до первого декрета. Когда дочь пошла в садик, опять вышла на работу года на полтора. Затем второй декрет, еще пару лет работы, а потом мы переехали в Ульяновск. Здесь я не работала восемь лет. Дети, быт. И мне эта роль очень нравилась.

— Расскажите про дело мужа. Как он пришел в бизнес и к технологии, аналогов которой на сегодняшний день нет в мире?

— Все началось в девяностые, а как история уже знает, это были сложные годы. Знакомые ребята, купив на аукционе пакет акций завода теплоизоляции, пригласили мужа стать его директором. Спустя какое-то время и разные повороты судьбы он выкупил акции и стал директором уже полноценным, с собственностью. Достаточно стандартный сценарий того времени.

— Но не все те, кто входил в бизнес в девяностые, в итоге пришли к инновациям, причем в мировом масштабе.

— К началу двухтысячных встал вопрос дальнейшего развития производства, — оно было на тот момент очень устаревшим: старая печка, небольшой объем выпускаемой продукции, которого недостаточно для того, чтобы идти в ногу со временем. Окупить процессы, может, и хватало, но для того чтобы зарабатывать, чтобы модернизировать производство — денег этих было мало. Нужно было что-то искать, что-то придумывать. А мой муж был человеком, который никогда не останавливался на месте. Так нашлись инвесторы, готовы вложить средства в строительство новой линии. И в какой-то момент мы были первыми в России, кто поставил линию по производству теплоизоляционной плиты. А сегодня мы единственные в мире, кто использует для производства этих плит газовую вагранку.

— А вы лично как-то участвовали в рабочем процессе?

— Разве что дома, на кухне. Естественно, о процессах знала всё, но непосредственно в производстве участия не принимала ни в каком виде. Правда, в 2002 году вышла на работу — муж настоял, чтобы я помогала в административном секторе.

— На какую должность?

— Заместителя директора, конечно же (смеется). Но если честно, и тогда, и по сей день меня называют на заводе «мамой».

 — Муж и жена на одном предприятии? Не было ли волнений насчет возможных разногласий, которые из процесса будут привноситься в семью?

— Это был абсурдный момент. Муж всегда говорил: «Плохо, когда муж с женой у меня работают: еще их семейные конфликты мне здесь по работе разбирать». Но меня он буквально насильно туда призвал.

— Под каким предлогом?

— Были у нас такие разговоры, что несколько специалистов, не очень счастливых по жизни, будто бы свою неудачливость и тоску привносят в процесс, мол, это отражается на их профессиональной деятельности, то есть на деле в целом. И он сказал: «Ты пойдешь там разбавлять все это».

— Как чувствовал…

— Наверное. Воткнул, настоял: «Все, работаешь».

— Когда в ворота вашего благополучия постучалась болезнь?

— Декабрь 2011 года. Он просто пожелтел. У него в течение жизни такие моменты бывали, еще с молодости. Всё списывали на так называемый синдром Жильбера. Но это проходило само собой. А здесь — нет. Не проходило. Здесь он был желтый, как не знаю кто. Анализы показали очень высокий билирубин, и доктор категорично заявил, что это рак желчных протоков, что другого быть не может. Посылают на обследования, на все эти МРТ, компьютерную томограмму — а ничего не видят. Снимки чистые. Находим в Германии клинику, уезжаем туда. Там уже подтвердили, что это именно опухоль Клацкина. Ставят четвертую стадию.

—  То есть первое предположение врача оказалось верным?

— Да. Назначили протокол лечения. Сначала один расклад пытались воплотить, но не получилось. Оставалась только трансплантация печени. А это возможно сделать только от живого донора… И вот, по счастью, я как живой донор ему подхожу. Проходим обследование оба, все нормально. Три недели на подготовку.

— А как это технически выглядит? Как вы можете отдать свою печень?

— Останется половина печени. Это единственный орган, который регенерируется у человека. То есть она вырастает до нужных размеров за определенный промежуток времени.

В общем, три недели мы проходим обследование, все нормально. Операция выглядит таким образом: сначала забирают его, берут на анализ все лимфоузлы, которые вокруг печени. И если там нет раковых клеток, то тогда берут меня, делают такой же разрез, как у него, забирают часть печени. Ему ставят печень, тоже обшивают сосудами этими, желчными протоками. Ну и все, дальше, в принципе, восстановительный процесс.

Вот забирают его в восемь часов утра на операцию, а я сижу жду. Время. В семь его забрали, сказали, что через два часа придут за мной. Восемь, девять, десять… На часах — одиннадцать. Заходит один из хирургов и говорит: «Простите, мы ничего не сможем для вас сделать. Мы взяли у него на анализ много лимфоузлов, в двух из них обнаружены раковые клетки».

Начался обратный отсчет. Я не знала, как зайти в палату к нему, когда он отошел от наркоза. Единственное, что мне на ум пришло, — сказать, что есть еще химиотерапия, на которую будем возлагать надежды, а дальше как пойдет. Но до химиотерапии так и не дошли. На девятом кровотечении – их стала провоцировать сильно увеличившаяся опухоль, он скончался.

— Что миф, а что правда из того, что говорят о раке?

— Олеся, вы знаете, честно говоря, хочется верить. Что и питание может нас немножко обезопасить, развернуть на пути к страшному исходу. Мне кажется, что и травки, наверное, могут помочь какие-то. Но только все надо вовремя делать. Но когда вот это «вовремя»? Я не знаю, как определить, когда вовремя.

 — А врачи, они знают, что делают? Или тоже, по большому счету, вслепую имеют дело с этой болезнью? Порой даже самые простые анализы трактуются разными врачами противоположным образом.

— Я как-то точно так же спросила хирурга, который ему штопал кровеносный сосуд: скажите из своего опыта — что это такое за гадость, можно ли с ней бороться? И вообще, есть ли чудеса, когда она уходит сама собой? И он мне сказал: «Да, чудеса есть. Я таких людей видел. Эта болезнь — как организм в организме, совершенно непредсказуемо себя порой ведет».

— Как вы все это пережили, Ирина?  Как нашли силы восстановиться?

— Человек я сама по себе такой — не люблю, когда меня жалеют. И в общем, первое, что я исключила из своей жизни, — жалость со всех сторон. Так, чтобы за мной никто не присматривал, никто не наблюдал за моим состоянием. То есть я для себя решила, что буду сама отслеживать все свои состояния и стараться не впадать в уныние. Просто быть с друзьями, с детьми. Причем младшие дети со мной первые три месяца прожили, потом я поняла, что все, хватит. Я устала от присмотра, я хочу жить одна. Ну да, будет немножко больно, ну когда-то поплачу — живая же я, в конце концов. Не всегда адекватные состояния были — часто обостренные. Могла сорваться, накричать. Подозрительная какая-то была, недоверчивая. Но как-то в целом справилась.

— Был повод?

— Был тяжелый период, муж ведь являлся не единственным собственником на заводе, и другие люди пытались воспользоваться ситуацией — думали: ну что, осталась одна женщина… Пытались долю мужа выкупить за копейки.

— А вы ведь дали обещание ему прямо на смертном одре…

— Так и было. Последние вздохи, глаза в глаза, он в сознании, хоть и ответить уже не может. Держу за руку и говорю, что лучшая память о тебе будет, если я сохраню все, что ты создал. И на первых поминках я об этом объявила. Даже не знаю, как смогла об этом сказать, горло перехватило, ноги трясутся.

Но ты встаешь перед аудиторией в триста человек, одна дочь держит за одну руку, зять за другую, — и говоришь о том, что пообещала. А куда деваться? Как он всегда говорил, при всем богатстве выбора — выход только один. Так я встала у руля двух заводов.

— Расскажите о вашем бизнесе сегодня и о той самой уникальной технологии.

— Наш завод производит теплоизоляционные плиты из камня. Плавление этого камня происходит в аппарате, который называется вагранкой. Но важность в том, что вагранок много, а наша — газовая вагранка — уникальна. Плавление камня происходит под воздействием тепла, выделяемого при сгорании газа. Вот это единственная в мире действующая вагранка, которая выдает в час восемь тонн расплава.

— Как ваш муж пришел к этой технологии — решился на то, что никто до него не пробовал?

— Когда вокруг тебя куча предприятий производят один и тот же продукт, чем-то надо выделяться среди этой массы. У тебя должна быть качественная продукция, причем дешевая, для того чтобы на рынке держаться. На тот момент газ по сравнению с коксом был гораздо дешевле, и сегодня он остается более дешевым сырьевым материалом. Газ — в России. Кокс, который используется в стандартных коксовых вагранках, как правило, везут из Чехии, а это нестабильный курс евро. Просто муж был авантюристом по жизни. Рискнул. И до сегодняшнего дня никто больше не осмелился.

— Сколько лет уже работает ваш аппарат?

— Пять лет. И успешно. В марте этого года в Перми — там каждый год проходит конференция по изоляционным материалам — немецкая компания Grenzebach презентовала свою вагранку на основе нашего опыта. Возможно, этот контракт воплотится в жизнь. Наш опыт плюс их разработки. Может быть, где-нибудь еще поставим вагранку такую же.

—  А сколько человек у вас в подчинении?

— Триста на одном предприятии,  «Евроизол». Есть еще второе предприятие, на котором постоянно работают сто человек плюс в сезон привлекаем по договорам, — Ульяновский завод теплоизоляции.

— Все сотрудники преимущественно мужчины?

— Большей частью да. Причем это достаточно молодые парни, от тридцати до сорока лет.

— Расскажите про женскую роль в бизнесе. Да, я понимаю, что у вас есть, конечно же, директор, он — мужчина. Все прорабы тоже мужчины. Я все это понимаю. Но все же над ними стоите вы как учредитель. Каково это — женщина, которая много, много лет была в женской роли, и сейчас перестроилась на сто восемьдесят градусов? После 50 лет, на минуту.

— Это так странно, но они мне все верят. Вот это все мужское население мое — они мне все верят. Прямо буквально смотрят на меня как на флагман какой-то. Хотя я, по большому счету, никогда не хотела быть во главе предприятия. Меня всегда устраивала та моя женская роль. А как женщине в бизнесе? Ну, нелегко. Когда приходят серьезные дядьки, банкиры — буквально охотятся за тобой, потому что ты привлекательна для всех, как владелец бизнеса. С точки зрения партнерства. Тебе хотят дать кредит, хотят пользоваться твоими деньгами. То есть кредит дают в обмен на то, что ты положишь деньги свои в их банк. Мне сложно. И даже первое время, честно говоря, я пряталась от всех, потому что мне было страшно. Просто было страшно.

— А сколько лет вы уже у руля?

— Пять.

— То есть уже и кризис полноценный на вашу душу пришелся.

— Мы на всю катушку его ощутили, когда в прошлом году по полмесяца не работали, потому что было бессмысленно. Деньги затрачиваешь на производство, а продукция твоя никому не нужна — заставлен весь двор. Снег идет, дождь идет, все тает, грязь, вода… Еще наш климат такой жестокий. Все трудно. Все со всех сторон трудно. Но с другой стороны – сейчас пошел подъем, хоть и не полноценный пока. Заказы пошли, отгрузки хорошие. Ценник все еще низкий, но мы стараемся в меру наших сил.

—  Я бы хотела немножко про собственно ретрит. Вот вы поехали с нами в южный Таиланд, в глухое местечко Ханом. В апреле, когда в этих местах совсем не сезон. Совпали ли ваши ожидания с реальностью?  Место, программа и прочее?

— Ну, во-первых, я не знала, чего ожидать. Я не могу сказать, совпали они или нет.

— Вы же что-то читали, как-то готовились. Хотя бы примерно представляли, куда вы едете?

— Примерно, конечно, представляла: что еду не знаю куда.

На самом деле мне там все очень понравилось. Я готовилась со всех сторон, привезла с собой пакетик с пилюльками… Как организм отреагирует на это сырое растительное питание? Но, слава богу, все прошло нормально. И даже физические нагрузки, которые казались для меня вообще совершенно непосильными и, по большому счету, неприемлемыми, — я их пережила. Ну, понятно, что я с ними справилась в меру своих способностей.

— Отлично справились, по-ретритному – не пропуская ни одной практики. А пригодились в итоге пилюльки?

— Нет-нет.

— Ретрит, одним словом, для вас — это что? Уже пережив все эти и сложные, и приятные моменты, которые там были.

— Вспышка! Вспышка в моей жизни. Которая оставила замечательные воспоминания, на самом деле. Я бы хотела их повторить.

— У меня финальный блиц, два вопроса. И первый — какой совет вы можете дать людям, которые переживают сильнейший стресс — когда жизнь рушится, а тебе при этом не двадцать, не тридцать, а уже около пятидесяти или за пятьдесят. Как выбраться? Какую рекомендацию вы дадите человеку, который переживает крушение своей прошлой реальности, и ему очень-очень больно?

— Ну, во-первых, попробовать не посыпать голову пеплом и не впадать ни в какую крайность. Мне кажется, что это первое и главное. Попробовать больше общаться с людьми, которым ты доверяешь. Которые не пойдут обсуждать твое состояние, а просто поддержат. А во-вторых, готового рецепта под названием «ЖИЗНЬ» ведь не существует. Каждый проживет ее по-своему, и, как говорит моя дочь, надо дать возможность каждому разбить свой нос.

— И второй вопрос на тему ретрита. Ваш совет женщине за пятьдесят, кто думает о ретрите, но явно боится, что не потянет, что это не для нее, что физическая составляющая точно ее слабое место, что там одни молодые девчонки. «А как же я? Тут и йога, и медитация, и бег, да и график такой интенсивный…»

— Ехать! Ехать. Если хочешь — ехать без сомнений. А там все сложится.

Олеся Власова & Ирина Ремизова

КАЛЕНДАРЬ БЛИЖАЙШИХ ПРОГРАММ>>

О ПРОЕКТЕ «ВЕРНИСЬ ДРУГИМ»>>