Сыпать спелые орехи мне орешник в кузовок

Великий вождь советского народа,

Вы с нами вместе — всюду и всегда:

И в годы войн и воинских походов,

И в годы мира — мира и труда.

Вы нам даете силу и отвагу,

Вы — наше знамя, правда и оплот.

И сердце знает лишь одну присягу:

«За родину, за Сталина — вперед!»

Вы с нами всюду. И в цехах, и в поле

Нам светит солнце Ваших ясных глаз.

И в ночь под праздник в дружеском застолье

Мы поднимаем первый тост за Вас —

За Вас, не отступавшего ни разу

Перед врагом, каким бы ни был он,

За гений Ваш, за Ваш высокий разум,

За счастье всех народов и племен.

И мы сегодня повторяем снова

У стен Кремля, у древних стен Москвы,

Что в жизни нет у нас пути иного,

Чем тот, который начертали Вы;

Что нас не сломят бури и невзгоды,

Откуда б те невзгоды ни пришли, —

Великий вождь великого народа —

Надежда, свет и совесть всей земли!

На поля, за ворота

Родного села

В золотистой косынке

Наташа пошла.

Поднялась перед нею

Высокая рожь:

— А куда ж ты, Наталья,

Куда ты идешь?

Говорила Наташа:

— Иду на поля, —

Может, встретится снова

Мне радость моя;

Может, слово какое

Мне скажет она

И поймет, отчего я

Сегодня грустна…

Повстречалась ей радость

На том на лужке —

В пиджаке нараспашку,

Часы на руке.

Повстречалась ей радость,

Как будто ждала:

— Не ко мне ли, Наташа,

Ты в гости пришла?

Отвечала на это

Наташа ему:

— Я подобных насмешек

Никак не пойму.

Я хотела проверить,

Созрела ли рожь.

Отчего ж ты смеешься

Пройти не даешь?

Улыбается парень:

— Как видишь, — судьба:

Я ведь тоже собрался

Проверить хлеба.

Я один собирался,

А вышло при том —

Проверять нам придется

С тобою вдвоем.

Выйди в поле утренней порою, —

Небо сине, дали широки.

Самолет всплывает над землею,

По земле спешат грузовики.

Зреет жито на колхозных нивах,

Свежим сеном пахнет на лугу.

Дед-пастух коров неторопливых

У реки пасет на берегу.

На листве еще дрожат росинки,

Птичий гам несется из кустов.

И в венке из полевых цветов

Девушка проходит по тропинке.

Складная и легкая такая —

Как виденье юности самой…

Это все — страна моя родная,

Мирный край благословенный мой, —

Мирный день советского народа,

Озаренный солнцем золотым…

И его мы от любого сброда,

От любого лиха оградим!

Развесистый дуб на холме зеленеет,

Раскинувши ветви широко.

И в землю родную своими корнями

Он входит глубоко-глубоко.

И пусть над вершиной проносятся тучи,

Пусть ветры над ним завывают,

Он держится крепко за землю родную,

И бури его не сломают.

В Смоленской губернии, в хате холодной,

Зимою крестьянка меня родила.

И, как это в песне поется народной,

Ни счастья, ни доли мне дать не могла.

Одна была доля — бесплодное поле,

Бесплодное поле да тощая рожь.

Одно было счастье — по будням ненастье,

По будням ненастье, а в праздники дождь.

Голодный ли вовсе, не очень ли сытый,

Я все-таки рос, и годов с десяти

Постиг, что одна мне наука открыта —

Как лапти плести да скотину пасти.

И плел бы я лапти… И, может быть, скоро

Уже обогнал бы отца своего…

Но был на земле человек, о котором

В ту пору я вовсе не знал ничего.

Под красное знамя бойцов собирая,

Все тяготы жизни познавший вполне,

Он видел меня из далекого края,

Он видел и думал не раз обо мне.

Он думал о том о бесправном народе,

Кто поздно ложился и рано вставал,

Кто в тяжком труде изнывал на заводе,

Кто жалкую нивку слезой поливал;

Чьи в землю вросли захудалые хаты,

Чьи из году в год пустовали дворы:

О том, кто давно на своих супостатов

Точил топоры, но молчал до поры.

Он стал и надеждой, и правдой России,

И славой ее, и счастливой судьбой.

Он вырастил, поднял могучие силы

И сам их повел на решительный бой.

И мы, что родились в избе, при лучине,

И что умирали на грудах тряпья,

От Ленина право на жизнь получили —

Все тысячи тысяч таких же, как я.

Он дал моей песне тот голос певучий,

Что вольно плывет по стране по родной.

Он дал моей ниве тот колос живучий,

Который не вянет ни в стужу, ни в зной.

И где бы я ни был, в какие бы дали

Ни шел я теперь по пути своему,

И в дни торжества и в минуты печали

Я сердцем своим обращаюсь к нему.

И в жизни другого мне счастья не надо,

Я счастья хотел и хочу одного:

Служить до последнего вздоха и взгляда

Живому великому делу его.

Я — не взыщите — плохой соловей,

Песенка эта, быть может, наскучила,

Но ведь история жизни моей

И начинается с этого случая.

Нет, я не позабыл, не выдумал, не спутал,

Я помню все: лесную тишину,

Твои поля, и вросший в землю хутор,

И первую колхозную весну.

Ей гибель петь — по тропам и проселкам

Ты посылал ночами сыновей:

Я слышал сам, как в перелесках щелкал

Стальной семизарядный соловей.

Ее встречать с отточенным железом

Ты всей семьею вышел под навес.

И на заре коров своих порезал,

И опалил свиней, и ободрал овец.

И никакой расчет, и никакая жалость

Не удержали одичалых рук.

Чтоб никому собака не досталась,

Собаку тоже — вздернули на сук.

Ты говорил, что в мир идет невзгода:

Земля не будет ничего родить,

Скоты и звери не дадут приплода

И птицы гнезда перестанут вить;

Народ не выйдет ни пахать, ни сеять,

И зарастут поля полынью и тоской;

По всем дорогам матушка Расея

Пойдет к Москве с протянутой рукой;

Ты ожидал — погаснет пламя горнов,

Замрут машины, станут корабли,

И вся страна придет к тебе покорно

И свой поклон отвесит до земли;

Вернется вновь твоя былая слава,

И будешь ты почетом окружен,

Своим потомкам завещаешь право

Вгонять в могилу батраков и жен;

Своих друзей ты созовешь на праздник,

Своих врагов согнешь ты, как тростник…

Готовя нам египетские казни,

Ты просчитался здорово, старик!

Куда ни глянь — налево и направо —

Огни пылают, плавится руда.

Растут хлеба. Шумят густые травы,

В лугах пасутся тучные стада.

Страна тебе не повалилась в ноги,

Страна тебе руки не подала.

Закрыты наглухо твои дороги,

И трижды прокляты твои дела!

И, празднуя великий праздник нови,

В любой деревне и в любой избе,

На добром слове, на хорошем слове

Никто не хочет вспомнить о тебе.

Твой жадный век и все свои страданья

Запомним мы до гробовой доски,

И жизнь твою, как страшное преданье,

Когда-нибудь расскажут старики.

Весной по лесам

          зашумели зеленые веники,

Густые и сочные травы

          сулили богатый покос.

Весной

          из какой-то чудесной страны

          принесли коробейники

Лиловые ленты для девичьих кос.

Весной на заре

          гармонисты играли страдание,

Сады задыхались

          от яблонь,

          черемух

          и слив.

И в теплые ночи

          нарядные девушки шли на свидание

По темным задворкам

          под лунный разлив.

Сходились, встречались с любимыми на поле,

Где тропы безлюдны,

          а зори весной широки.

От счастья смеялись и пели,

          от горя молчали и плакали

И грустно на память

          дарили платки.

Потом возвращались домой

          и ложились, не требуя ужина,

Чтоб строгая мать

          за любовь не гнала со двора,

И бредили красною горкой,

          и снова желанных и суженых

Ласкали в девических снах до утра.

Выходит Степан Тимофеич,

          идет на широкие росстани —

Взглянуть на чужие поля

          и послушать вечерний покой.

Плывут облака над полями,

          плывут облака над погостами,

В низинах клубятся туманы,

          туманы встают над рекой.

Зеленая рожь

          наклоняется колосом к колосу,

Июньские теплые ветры

          стекают с высоких небес.

Заводит он песню,

          выводит он песню вполголоса

О том, как товары

          разложит купец.

Он кличет зазнобу,

          он кличет по имени-отчеству:

— Наталья Ивановна,

          чем я тебе не хорош?..

Наталья не слышит,

          Ивановне, видно, не хочется

Итти на свиданье в зеленую рожь.

Какая охота заставит

          любить батрака бесталанного?

Какая неволя прикажет

          ходить по чужой борозде?

На что ей Степан,

          если старая шапка Степанова,

И та —

          на чужом, на хозяйском гвозде?

Хоромы ему не построены,

          хлеба для него не молочены,

Хмельная не сварена брага,

          на свадьбу не звана родня,

Дороги к венцу поразмыты,

          на речках мосты разворочены,

И лютые звери сгубили

          его вороного коня.

Забудь же, Степан,

          про высокие брови Наташины,

Напрасно на белом на камне

          ночами один не сиди…

А ясного месяца нету,

          а синие звезды погашены,

А темные тучи

          стоят впереди.